Несколько актеров заблудились в туннелях, и призрак нашел их скелеты, все еще в костюмах, в глухих закоулках театральных катакомб.
Сегодня днем официально репетиции не было. Все находились в приподнятом настроении после вчерашней ночи и горели нетерпением повторить представление сегодня вечером. Испытанием на прочность для успешного спектакля является второй показ, Демон Потайных Ходов знал это. Колдовство может сверкнуть однажды и исчезнуть навеки. Актерам, играющим «Странную историю доктора Зикхилла и мистера Хайды», придется и впредь потрудиться, чтобы соответствовать своей репутации.
Поппа Фриц, который был в театре почти столько же, сколько привидение, раздавал чашки с кофе и заигрывал с девушками-статистками. Если кто и отвечал за долгую жизнь легенды о Демоне Потайных Ходов, так это Поппа Фриц. Сторож служебного входа сталкивался с призраком не один раз, обычно когда бывал навеселе, и, рассказывая об этих случаях, вечно привирал и украшал истории всякими подробностями.
Если верить Поппа Фрицу, призрак был двадцати футов ростом и светился в темноте, в зрачках его огромных глаз ярко сияли красные черепа, а плащ был соткан из волос замученных актрис.
Детлеф поступил так же, как поступил бы и Демон Потайных Ходов: он сосредоточился на Иллоне Хорвата и Еве Савиньен. У них было не много совместных сцен, но контраст между женщинами представлялся жизненно важным для спектакля, а прошлой ночью Ева затмевала Иллону в ущерб пьесе. Фокус состоял в том, что требовалось усилить игру одной, не ослабив игры другой.
Иллона была не в лучшем настроении, но старалась изо всех сил, внимательно слушая Детлефа и в точности следуя его указаниям. Она хорошо осознавала свое положение. Родив несколько лет назад близнецов, актриса постоянно боролась за свою фигуру. Прошлой ночью она должна была понять, что в следующей постановке Театра Варгра Бреугеля главная женская роль достанется Еве Савиньен, а ей предложат сыграть чью-нибудь матушку. Рейнхард Жесснер, стоящий неподалеку, чтобы просто читать слова своей роли, поддерживал жену, но старался не мешать режиссеру.
Ева, однако, была спокойна и тверда, демонстрируя всем, что внутри этого гибкого тела спрятан костяк из чистой стали. Благодаря Ните она получила шанс взлететь от инженю до звезды и поэтому старалась еще больше, чем Иллона. Она не то чтобы кокетничала, но знала, как польстить человеку так, чтобы он этого не заметил, как втереться в доверие без лишней елейности, как продвинуться, не выказав и намека на амбициозность. В конце концов, Ева станет великой звездой, необычайным явлением. Демон Потайных Ходов знал это с самого начала, когда она еще играла простенькую роль без слов в «Предательстве Освальда». С тех пор она выросла. Он испытывал гордость за ее достижения, но и некое ноющее чувство неуверенности.
Сейчас, пока Иллона и Детлеф разыгрывали сцену, в которой Соня впервые встречается с Хайдой и увлекается им, Ева сидела на столе, обхватив руками коленки и внимательно наблюдая, а Рейнхард Жесснер суетился рядом, массируя ей разболевшуюся спину.
Прежде чем взойти на вершину горы, надо взобраться на ее подножие, и ходили шепотки, что Ева без колебаний уведет Рейнхарда у Иллоны, пока не сумеет захомутать Детлефа. Демон Потайных Ходов не принимал в расчет эти сплетни, потому что лучше знал девушку, прекрасно понимал ее. Для нее не будет существовать личной жизни, пока она не убедится в незыблемости своего положения.
Потом Детлеф работал с Евой, повторяя их ссору в финале, ободряюще улыбаясь в перерывах между тем, как бросать ей в лицо отвратительные слова. Когда их диалог завершился, Детлеф легонько хлопнул Еву по голове, и она повалилась, будто подкошенная могучим ударом. Остальные актеры зааплодировали, и Рейнхард помог ей подняться. Привидение заметило, как Иллона, покусывая губу, внимательно наблюдает за мужем. Ева слегка оттолкнула Рейнхарда, не грубо и без заигрывания, и сосредоточила внимание на том, что говорил о ее игре Детлеф, кивая в ответ на его замечания, вбирая их в себя.
Демон Потайных Ходов понял, что не ошибся насчет Евы Савиньен. Девочка не нуждается в протекции. Она пробьется исключительно благодаря своему таланту. И все же, несмотря на привязанность к ней, он не мог не понимать, что есть в ней некая бесчувственность. Подобно многим великим актерам, под ролями могло не оказаться реальной личности.
— Хорошо, — подвел итог Детлеф. — Я доволен. Давайте сегодня вечером выйдем и сразим всех наповал.
5
Местная шлюха храпела, закрыв припухшие глаза, пока Шейдт жевал жесткое мясо, проталкивая его куски внутрь с помощью горького вина. Он вернулся в свою комнату и довел свои желания до сведения хозяина постоялого двора в выражениях куда более грубых, чем этот болван привык слышать от священнослужителя Порядка. Анимус оставался в его голове, когда Шейдт исполнял желания, которые демон отыскал в его душе. Маска стала теперь частью его самого, и он мог открывать рот, чтобы есть, говорить и обжираться снова…
Почесываясь, он встал перед алтарем, который возвел в углу комнаты, когда приехал в гостиницу. Это было аккуратно сложенное, выверенное и симметричное сооружение из металлических прутьев и деревянных панелей, символ силы ордена перед лицом Хаоса, а в центре находились солнечные часы с выгравированными изречениями его веры, украшенные свежими листьями. Он задрал мантию и помочился на алтарь, смывая листья мощной струей.
Шум разбудил проститутку, и она, всхлипывая, отвернулась лицом к стене. После долгих лет воздержания Шейдт был не слишком-то нежным любовником.
В дверь постучали.
— Кто там? — проворчал Шейдт.
Дверь отворилась, и внутрь проскользнул прислужник. Они все, должно быть, трепещут перед ним.
— Брат Нахбар?
Прислужник вытаращил на Шейдта глаза, потрясенный тем, что увидел. Он сотворил знак Порядка, и Шейдт повернулся к нему, последние капли мочи обозначили полукруг на дощатом полу.
Шейдт опустил мантию.
Нахбар лишился дара речи.
Анимус сказал Шейдту, что ему не пристало дальше оставаться рядом с подобными болванами.
— Достань мне коня, — приказал Шейдт. — Я уезжаю из этого чумного барака.
Нахбар кивнул и исчез. Идиот настолько свихнулся на Порядке, что стал бы выполнять команды Шейдта, даже прикажи ему тот есть собственные экскременты или всадить длинный меч в свое тощее брюхо. Может, в качестве прощального жеста он и прикажет брату сделать это и аккуратно затолкает внутрь торчащий конец. Нет, в мире и так довольно аккуратности. Пусть конец торчит наружу, чтобы кто-нибудь споткнулся о него.
Шейдт залил остатками вина отвратительный привкус во рту и вышвырнул бутылку из окна, не обращая внимания на звон осколков внизу. Может, напорется кто-нибудь босоногий.
После того как Анимус и Шейдт пришли к согласию в их общем теле, порождение Дракенфелса могло позволить себе немножко подремать. Дело было не в том, чтобы подчинить себе волю хозяина, а в том, чтобы позволить ему делать то, что ему всегда хотелось. Хозяин не был рабом. Скорее, наоборот, Анимус освобождал его от него самого, от условностей, ограничивающих его желания. Учитывая угрюмую серость существования Шейдта, Анимус оказал ему услугу.
Нахбару понадобится некоторое время, чтобы добыть лошадь. Шейдт откашлялся и сплюнул в курящиеся паром остатки алтаря. Он снова вернулся в кровать, грубо перевернул проститутку на спину, тяжелым ударом заставив ее окончательно проснуться. Он разорвал на ней остатки лохмотьев и грубо овладел ей, рыча, как собака.
Взошла луна, и Женевьева была уже на ногах. Она пробудилась с сознанием собственной силы. Хорошо поев, она днями не будет испытывать красной жажды.
На Храмовой улице царило оживление, толпы спешили в Театр Варгра Бреугеля на вечернее представление. Цитаты из критических статей, развешанные на досках над дверьми театра, позабавили Женевьеву.
Продавец газет обменивал листки на монеты, крича про новое убийство, совершенное Боевым Ястребом. Жестокость явно продавалась хорошо. Все в городе половину времени проводили, глядя в небеса, ожидая, что вот-вот оттуда, из тьмы, упадет огромная птица с растопыренными когтями.