— Ну вот, опять, — пожаловался Дикон. — Бесполезно, бесполезно.

Чтобы девушке было легче дышать, барон расстегнул ворот ее платья.

— Ну? — не утерпел Эльзассер.

— Я почувствовала их обоих, — сказала Розана. — У женщины был только один глаз.

— А Тварь? — спросил барон. Розана попыталась сосредоточиться.

— Тварь — это… — Она замолчала, подбирая нужные слова. — Тварь — это два человека.

Дикон стукнул кулаком по ладони.

— Морячки! — воскликнул он. — Я так и знал! Матросы!

— Нет, — возразила Розана. — Вы не так поняли. Тварь — это два человека, обитающих в одном теле.

— Это безумие.

— Нет, капитан, — покачал головой барон. — Я догадываюсь, что подразумевает госпожа Опулс. Большую часть времени Тварь — это обычный человек, здоровый и рассудительный, как вы или я…

Провидица кивнула.

— …но иногда, под влиянием настроения или по каким-то другим причинам, он превращается в нечто иное, в Тварь.

— Тварь — это оборотень? — предположил Эльзассер.

Розана задумалась. В темноте она не увидела ничего, кроме глаз.

— Да… Нет… Может быть…

— Опять она за свое, а?

Барон повернулся к стражнику:

— Капитан, я буду вам признателен, если вы оставите в покое эту женщину. Она, несомненно, делает все, что в ее силах, и, по-моему, вы ей только мешаете.

Дикон присмирел.

Эльзассер направился в переулок. Когда он вернулся, у него в руках был какой-то предмет.

— Вот, — сказал молодой человек, — попробуйте это…

Он протянул девушке мешочек.

— Что это?

— Нож Марги Руттманн.

— Чей?

— Марги Руттманн… Той женщины… в проулке…

— А… Да, конечно…

Розана не разобрала имени во время контакта. Такое случалось довольно часто.

— Не исключено, что она защищалась и, может, даже ранила чудовище.

Розана развязала шнурок, отбросив мешочек. Повертев нож в руках, она взяла его за рукоятку.

— Если Марги сумела нанести рану нападавшему, мы попробуем найти его по этой примете. Эта информация могла бы оказаться полезной.

Провидица стиснула рукоятку, повернув клинок вертикально.

Ей обожгло щеку, затем клинок скользнул вверх, вонзившись в ее глаз. Половина мира перед ней окрасилась красным, а затем потемнела.

Розана содрогнулась.

Она воткнула в него нож, не обращая внимания на стоны и хрипы.

— Рикки, — пробормотала Розана. — Она убила кого-то по имени Рикки.

— Наконец-то мы можем закрыть это старое дело, — пренебрежительно фыркнул Дикон. — Ну, хоть чего-то мы сегодня добились.

— Возьмите нож за лезвие, — посоветовал Эльзассер.

Поразмыслив, Розана подбросила нож и поймала пальцами за лезвие. Сталь была острой, но она не поранилась.

— Извините, — сказала девушка, поднося клинок к лицу. Она прижала острие к переносице, а рукоятку прислонила ко лбу. Нож был холодный, как сосулька. — Иногда это помогает.

Эльзассер и барон наблюдали, и провидица чувствовала исходящую от них поддержку. Они оба заинтересованы в ее успехе, поняла Розана.

Нож ударил в темноту, и его острие потонуло в тяжелых складках одежды. Рывок — и ткань поддалась. Треск рвущейся материи звучал довольно долго. Ей показалось — целую вечность.

— Ну? — услышала Розана.

— Зеленый бархат, — ответила она.

Эльзассер и барон переглянулись, почувствовав, как земля уходит у них из-под ног.

— Зеленый бархат, — повторила девушка. — Как тот, из которого сшит плащ барона.

7

Диен Ч'инг поклонился на китайский манер, опустившись на колени и коснувшись лбом каменных плит. Они были холодными.

— Мне, низкому и недостойному, великодушно дозволили предстать перед вами, благородный господин.

Посол знал, что Хассельштейн терпеть не мог катайской церемонности, но безукоризненно соблюдал ритуал. Это было важно. Его маска не должна была соскользнуть.

— Встаньте, посол, — велел жрец. — Вы делаете из себя посмешище.

Диен Ч'инг поднялся на ноги, отряхнув несуществующую пыль со своей одежды. Полы во дворце были чисты, как совесть девственницы.

На исповеднике Императора не было балахона ликтора. Сейчас он был, как любой другой придворный, в белой льняной рубашке и зеленом бархатном плаще. Вопреки своему обыкновению, он выглядел не слишком аскетично.

— Тем не менее, благородный господин, я счастлив, что вы любезно удостоили меня аудиенции.

Хассельштейна явно занимали иные мысли. Диен Ч'инг догадался, что служитель Зигмара забыл о встрече. Жрец оказался не готов к беседе, и это его раздражало. Будучи опытным придворным, он не нанес бы оскорбления посланцу Короля Обезьян, однако у него имелись другие, более важные дела, которые он не хотел откладывать. Любопытно. Возможно, эта рассеянность пойдет на пользу Владыке Циен-Цину.

И вообще все складывалось наилучшим образом. Неизвестно, как приняли бы Диен Ч'инга при дворе, если бы Хассельштейн и его Император знали, что на самом деле он не служит Королю Обезьян, а настоящий посол, два года назад выехавший из Катая, упокоится с перерезанным горлом в одной из безвестных могил где-то в Темных Землях. Следовало ожидать, что дела пошли бы совсем по-другому.

— Нашел ли Император время, чтобы обдумать просьбу Короля Обезьян, благородный господин?

Судя по выражению лица Хассельштейна, тот начал что-то припоминать и с некоторым усилием собрал факты воедино. Все прошения, свернутые в трубку, лежали у него за спиной. Диен Ч'инг заметил свою совершенную подделку среди других свитков.

— Вы предлагаете устроить экспедицию в Темные Земли, да?

Диен Ч'инг снова поклонился, поставив ладонь вертикально и прикоснувшись большим пальцем ко лбу.

— Да, благородный господин.

Хассельштейн перекладывал бумаги на столе, притворяясь, будто занят. Это было совсем на него не похоже. Насколько знал Диен Ч'инг, исповедник Императора был тонким политиком, а не занудным политиканом. Должно быть, при дворе Карла-Франца случилось что-то серьезное.

— Ваше предложение было передано на рассмотрение. На организацию такой экспедиции уйдет много денег и времени. Уверен, вы и сами это понимаете.

— Конечно, благородный господин. Именно поэтому Король Обезьян предлагает объединить усилия. Повелитель Востока и Император Запада должны пожать друг другу руки. Зло проникает все дальше с каждым днем. Настало время для масштабной кампании.

— Да, — кивнул Хассельштейн, — возможно.

Диен Ч'инг мысленно усмехнулся, однако не подал виду, что доволен. Он должен быть смиренным, он должен быть терпеливым. Невозможно вознестись на вершину Пагоды Циен-Цина одним прыжком. Нужно продвигаться вверх шаг за шагом, делая остановки для отдыха и размышления. План этой ловушки разрабатывался годами в Темных Землях, и его осуществление не требовало спешки. Диен Ч'инг усвоил, что излишняя торопливость может разрушить замысел, и не хотел подвести своего повелителя во второй раз.

— Надеюсь, благородный господин простит мне мою дерзость, если я осмелюсь предположить, что его мысли заняты каким-то неотложным делом?

— Что? — переспросил Хассельштейн.

— Говоря языком людей Запада, что случилось?

— О, вы об этом… — Хассельштейн чуть улыбнулся. — Вы наблюдательны, Диен Ч'инг, не так ли? Вы постоянно повторяете «благородный господин», «я, недостойный», однако не многое ускользает от вашего внимания.

Хассельштейн снова поворошил бумаги. Их беседа протекала в комнате, располагавшейся перед входом в один из дворцовых кабинетов. Из окна они видели, как бретонский посол де ла Ружьер взмахнул шляпой с плюмажем, желая очаровать симпатичную служанку. Бездельник Леос фон Либевиц поправлял плащ и барабанил пальцами по рукояти меча, поджидая кого-то.

— Несколько столетий назад, — начал Хассельштейн, — ни один человек не мог проникнуть в этот дворец, не надев маски. Императрица Магритта не допускала к себе никого без — как она это называла — «истинного лица».