— Я мог бы спокойно прожить остаток моих дней, не зная этих подробностей.
— А как быть с твоей шеей, господин гений? На ней остались следы от зубов мадемуазель Дьедонне, которые ни с чем не спутаешь.
Детлеф переодевался в уличную одежду. Он выбрал рубашку с гофрированным воротником-стойкой и прикрыл укусы. Затем застегнул жилетку на животе и вопросительно взглянул на вампиршу.
— Для людей сгодится. Но другой вампир распознает в тебе дойную корову с другого конца комнаты.
Детлеф встревожено вскинул голову.
— Не беспокойся, — усмехнулась девочка. — Там, куда мы идем, это преимущество. Эта отметка указывает, что ты собственность другого вампира. Молодые вампиры не посмеют прикоснуться к твоей шее.
— Собственность?
— Не капризничай. Вы, смертные, не лучше отзываетесь о своих домашних питомцах или любовницах. Я уверена, что Женевьева любит тебя не меньше, чем ты любую бродячую собаку или проститутку.
Детлеф не мог решить, на кого Мелисса похожа больше — на вредную старуху или ужасную маленькую девочку. Она была слишком стара и одновременно слишком молода, чтобы заботиться о чьих-либо чувствах. У нее было очень мало общего с темной внучкой. Внезапно актер осознал, что хорошо знаком только с одним вампиром и совершил ошибку, считая Женевьеву типичным представителем ночного племени. В этом он пошел по стопам Тио Бланда, который судил обо всех вампирах по графам фон Карштайнам.
— И не притворяйся обиженным, — продолжала Мелисса. — Ты тоже сделал из меня девочку на побегушках, вместо того чтобы отправить в школу или разыскать мою семью. Это извечное деление на хозяев и слуг, кровопийц и их пищу.
— Как давно тебя пороли?
Мелисса потрясенно умолкла, затем вернулась к роли маленькой сиротки.
— Вы же не…
— Если мы не будем вежливыми друг с другом, то никогда не доберемся до истины, не так ли, миледи? А теперь скажи, нет ли вестей от Женевьевы?
Мелисса вытащила перевязанный веревочкой свиток из рукава.
— Посыльный пришел, когда ты был на сцене. Она быстро заняла высокое положение среди служителей Морра и была назначена телохранителем этого самого Бланда. Очень предприимчивая девушка.
Все шло лучше, чем они надеялись. Но Детлефа настойчиво преследовала картинка, на которой Женевьева была окружена факелами, кольями, зеркалами и серебряными тесаками.
— Что же, один из нас приблизился к цели, — сказал актер. — Теперь наша задача — найти убийцу.
Мелисса соскользнула с кресла. На ней был наряд из слезливой пьесы Таррадаша «Маленькая принцесса Соня в изгнании». Это была накидка с капюшоном, отороченная мехом, которая использовалась в сцене «брошенная на холодный-холодный снег». Кроме того, на ногах вампирши были башмачки, отделанные рыжим лисьим мехом.
Девочка подала руку в серой перчатке, словно хотела, чтобы ее перевели через оживленную улицу. Детлеф сжал ее ладонь и повел по хитросплетениям внутренних коридоров к выходу из театра. Толпа у служебного входа окружила Трех Болванчиков и совала им бумажные листки, требуя автограф. Никого не заботило, что гномы не умели писать. Детлеф заметил двоих переодетых аристократов, которые состязались за внимание Марсиллах и недобро поглядывали друг на друга из-за огромных букетов с Верхнего Гриса.
— Старик Детлеф выбирает все более молоденьких, — ехидно заметил кто-то.
Детлеф покраснел. Ему совсем не хотелось, чтобы в «Бульвар-пресс» появилась статья под таким заголовком.
Мелисса пнула насмешника в голень.
— Как ты смеешь грубо обращаться с моим дорогим старым дядюшкой!
— Извините, — вскрикнул мужчина, подпрыгивая.
Девочка ударила его по второй ноге:
— Вот теперь прощаю.
Наглец упал, порядком насмешив Трех Болванчиков. Детлеф начал думать о своей «племяннице» с большей добротой.
10
Женевьева обнаружила, что, если стоять неподвижно, она вполне может сойти за одну из традиционных погребальных статуй в Храме Морра. Все вокруг напоминало о могиле, в которую она когда-то отказалась ложиться. Венки из черных цветов, обеденные столы, напоминающие надгробия, супницы в форме мраморных урн, стулья со спинками, похожими на могильную плиту, общежития-мавзолеи с кроватями-гробами, дверные ручки с изображениями черепов и траурная окаемка. По мнению девушки, это место как нельзя больше нуждалось в услугах эльфийского художника-декоратора, который раскидал бы яркие оранжевые и бирюзовые подушки, развесил бы слащавые картинки со счастливыми котятами и пухленькими младенцами.
Брат Прайс приказал ей держаться на расстоянии нескольких локтей от отца-настоятеля и не спускать с него глаз, как пресловутый Боевой Ястреб.
В Храме Морра священнослужители обязаны были соблюдать иерархию и молчать, пока к ним не обратится кто-нибудь из старших. Женевьева была только рада, что ей не нужно подражать голосу Дженни Годгифт.
Антиохус Бланд, чье лицо, казалось, состояло из глаз и улыбки, протянул теплую влажную руку для поцелуя, когда Прайс представил ему новую послушницу. После этого он не обращал на девушку внимания.
По завершении вечерних ритуалов Бланд проводил совещание. Женевьева, наряженная в колючий черный балахон, должна была стоять смирно у стены внутреннего святилища, словно мумифицированная старуха. Она и еще несколько сестер были назначены прислуживать Бланду и его ближайшим помощникам. Прайс велел ей вести себя как обычной служанке, если только не случится чего-либо подозрительного. Впору было запутаться во всех этих надувательствах. Получалось, что бретонский вампир притворяется живой деревенской девушкой, которая одета в мантию служителя Морра, поскольку ей нужно изображать служанку, будучи на самом деле телохранителем. Женевьева хотела бы посмотреть, как Ева Савиньен справится со всеми этими ролями.
С Бландом была сестра Лизель. Это ей принадлежала идея изобразить отца-настоятеля с отрубленной головой вампира и пришпилить к воротам игрушечную летучую мышь. Жрица читала список незначительных вопросов, которые, главным образом, были связаны со статьями, размещенными в уважаемом «Шпилере» и скандальной «Бульвар-пресс».
— Как вы помните, отец-настоятель, — говорила Лизель, — были высказаны опасения, что, перенося основную нагрузку на печатные издания, мы оставляем без внимания неграмотных, которые составляют значительную часть гражданского населения. Как ни грустно, едва ли в трех из десяти альтдорфских семейств найдутся люди, умеющие читать и писать. Нашу жизненно важную идею необходимо довести до сведения всех горожан.
— Массы последуют за элитой, — возразил отец Нок с благообразным, хотя и веснушчатым лицом. У жреца была привычка проводить пальцами по жидким рыжим волосам, перераспределяя их на оранжевой макушке. Он был отцом-настоятелем до Бланда и, казалось, считал, что охота на вампиров отвлекает служителей Морра от их прямых обязанностей. — Так было раньше, так будет и теперь.
— Вообще-то, отец, ошибочно думать, что большинство влиятельных людей образованны, — заметила Лизель. — Во многих аристократических семьях сыновей не учат грамоте. В знатных домах принято нанимать ученых мужей, которые читали бы вслух письма или бумаги, когда в этом возникнет необходимость. В доме фон Сутинов моего брата обучали охотиться, сражаться на мечах и таскаться по девкам. Мой отец милостиво разрешил мне заполнить бесполезный женский ум сведениями о буквах и грамматике, дабы я могла выполнять его мелкие поручения. Например, следить за результатами борцовских соревнований, на которые он делал рискованные ставки. Как в низах, так и наверху только зубрилы вроде меня умеют читать.
Женевьева сразу поняла, что в храме настоящую угрозу для нее представляет сестра Лизель. Вампирша относила Бланда к той категории людей, которые одержимы бессмертными кровопийцами, однако не смогут отличить вампира от обычного человека (буквально), даже если он поцелует им руку. Но секретарь-глашатай была хладнокровной и расчетливой. Хотя пальцы сестры Лизель были перемазаны чернилами из-за неустанной возни со свитками и бухгалтерскими книгами, ее глаза за толстыми стеклами очков оставались ясными и умными. Она считала своим долгом все видеть и все замечать, поэтому Женевьева старалась держаться поодаль, не привлекая ее внимания.