— Так он не здесь?
— Нет, сир.
— Какой толк от того, что они торчат в Чойке? Я спрашиваю, какого черта они там делают? Война здесь, а не там!
— Мы… у нас приказ явиться под ваше командование завтра к полудню, сир. Капитан послал меня вперед, установить контакт.
— Что ты говоришь? Послал вперед? Безмозглый засранец. Наполни-ка! — Нейбер махнул бокалом. Скотт все еще возился с архивными книгами. Маршал взглянул на Воллена: — Мальчик, налей! Возьми эту треклятую бутыль!
Воллен шагнул вперед, взял со столика бутыль и наполнил бокал Нейбера. Маршал выпил и добавил:
— Пока ты здесь болтаешься, налей еще, никчемный пачкун.
Воллен выполнил приказание. Нейбер перевел взгляд на Герлаха.
— Там, в лесу, до черта всякого дерьма, знаешь ли ты об этом? — вдруг спросил он.
— Нет, сир.
— Дерьма до черта. Я послал туда разведчиков, они мне и доложили. — Нейбер поковырял в носу. Это заняло некоторое время, так как с первого раза маршал в ноздрю не попал. — Не все, конечно. Я послал пятьдесят, а вернулись пятеро. Пятеро! Да проклянет меня Зигмар — только пятеро! Враг у нас под носом. Всего день пути, и лес кишит языческой нечистью. Они придут сюда. Скоро придут, поверь мне. Придут по наши души. Мальчик!
Воллен был тут как тут, с бутылью в руке. Нейбер выпил, облизнулся и снова сел. Вид у него был усталый.
— Все это дерьмо идет на нас, — упавшим голосом сказал маршал. — Здоровенные, дикие и огромные. Эти кретины на Юге даже не представляют, что это за дерьмо. Предполагается, что они будут здесь через две недели, но это не так. Нет, нет и нет. — Нейбер шумно фыркнул и сплюнул в огонь. — Так что от твоих лансеров, что отсиживают задницы в Чойке, нет никакого толку. Этот Стауэр, должно быть, конченый идиот. Седлай коня, скачи в Чойку и передай ему мои слова. И скажи своему капитану, что лучше бы ему прибыть сюда на рассвете, иначе я натяну его задницу на пушку и сам подожгу фитиль.
— Сир.
— Где мои сапоги, Скотт? — рыкнул Нейбер.
— Еще сохнут, мой маршал.
— Никчемный придурок! Пристрелить тебя мало, идиот. Ха! Ха-ха! Скотт-идиот! Ха-ха-ха!
— У вас грандиозное чувство юмора, мой маршал, — сказал Скотт.
— Да уж, и ты иди к черту! — Нейбер сплюнул и швырнул в адъютанта бокалом.
— Можете идти, — сказал Скотт лансерам и махнул в сторону выхода из зала.
— Налей еще! Скотт! Еще налей! И… еще один чертов бокал!
— Слушаю, мой маршал.
На улице уже стемнело, это случилось раньше и быстрее, чем предполагали лансеры. По всему лагерю разожгли жаровни, они мерцали в сумерках, словно упавшие на землю звезды. Герлах с Волленом присоединились к Траксу и Фриделу. Было слышно, как солдаты в лагере распевают походные песни.
— Знаменосец!
Скотт подозвал их к входу в зал и передал Герлаху конверт с сургучной печатью.
— Передай своему капитану, пусть выступает как можно быстрее. Вашему отряду приказано занять позиции на правом фланге. Я указал место на карте. Заливные луга к востоку от города, будете подкреплением полка Санизы.
— Кого?
— Маршал желает, чтобы с местными соединениями выступали сильные отряды демилансеров.
— С кислевитами? Очень хорошо, — сказал Герлах, хотя подобная перспектива была ему не по душе.
— Выдвигайтесь и занимайте позиции. И поторопитесь. А потом маршал ждет вашего капитана с докладом. Мы ожидаем нападения не раньше чем через три дня, но вы должны быть готовы. Чем раньше, тем лучше.
— Выезжаем прямо сейчас, — сказал Герлах и, выдержав паузу, добавил: — А маршал… с ним все в порядке?
— Он пьян, — просто ответил Скотт.
— Он так… всегда?
— Нет, — сказал адъютант — Он пьет, потому что ему страшно. Маршал прекрасно знает, что нас ждет.
— Не может быть, чтобы все было так плохо…
— Думаешь, не может? Ты когда-нибудь принимал участие в приграничных войнах, знаменосец?
— Нет.
— Тогда скажу прямо — ты ни черта об этом не знаешь.
В сгущающихся сумерках лансеры ехали на юг, за их спиной в лагере под Ждевкой отбивали дробь барабаны Империи. Опустилась ночь, вместе с ней полил дождь. Карлу Райнеру Воллену показалось, что сквозь затухающую дробь имперских барабанов, отбивающих вечернюю зорю, слышится гул иных барабанов.
Мрачный, глубокий, замедленный пульсирующий гул доносился из леса.
II. ЖДЕВКА
От Чойки до Ждевки полтора часа быстрой езды.
К полуночи отряд капитана Стауэра был готов выступить из города. Лил холодный проливной дождь. Четыре лансера, проделавшие путь до Ждевки и обратно, смогли вздремнуть в сарае на тюках с подгнившей соломой всего три часа. У Карла от сырости ныли суставы, Фридел тер покрасневшие глаза и без конца жаловался на недосып.
На городской площади не было ни души. Было так темно, что лансеры не могли разглядеть ничего, кроме тусклых огоньков фонарей в фургонах своего отряда. Никто, ни один житель Чойки не вышел проводить их и не осветил путь факелами, как они того ожидали. Всадники нащупывали во мраке дорогу, кони нервничали, холодные доспехи лишали последнего тепла.
Капитан Стауэр был мрачнее тучи, отчасти из-за нехватки сна, отчасти из-за невеселого рапорта Герлаха о настроении Нейбера. С особым вниманием капитан выслушал соображения маршала о скоплении врага на северной границе.
Стауэр вскочил в седло, шепнул своей кобыле несколько успокаивающих слов и подозвал к себе Герлаха. Знаменосец выехал вперед и поднял штандарт.
— Отряд построен? — спросил Стауэр.
— Построен и готов к походу, капитан.
По кивку Стауэра Воллен протрубил сигнал к выступлению, и отряд демилансеров, разбрызгивая грязь из-под копыт, поскакал в кромешную темноту ночи. Воллен знал, что капитан намерен привести их в Ждевку к рассвету. Стауэр хотел как можно скорее прояснить все вопросы с маршалом Нейбером.
Продвижение отряда оказалось на удивление легким. Дождь кончился, в небе появилась мутная луна. Она словно бы выпрыгнула из-за вершины огромного кургана. По земле стелился туман.
Казалось, что добраться до цели к рассвету не составит большого труда, но дождь размыл дороги, и фургоны с провиантом и снаряжением отставали и то и дело увязали в грязи. Всадники вынуждены были возвращаться назад, спешиваться и вытягивать фургоны из трясины.
К тому времени, когда они преодолели самую трудную часть пути, в небе на востоке появилась серая полоска света. До рассвета оставалось меньше часа.
Стауэр придержал коня и поравнялся с Герлахом Хейлеманом.
— У нас мало времени, — сказал он. — Ты поведешь отряд, знаменосец.
— Капитан?
— Поведешь их в лагерь. Знаешь куда, ты видел карту. Я поскачу с рапортом в Ждевку. Так мы сэкономим время.
Приказ временно взять командование отрядом на себя застал Герлаха врасплох, он постарался не демонстрировать свой энтузиазм и как можно спокойнее спросил:
— Вы уверены, капитан?
— Меньше всего я хочу опростоволоситься перед маршалом.
— Честно вам скажу, я сомневаюсь, что он встанет так рано.
— Неважно. Он сказал — на рассвете. Ты справишься?
— Это честь для меня, сир, — ответил Герлах и приподнял знамя.
— Я возьму верховых. Увидимся через несколько часов.
Стауэр поскакал по дороге, ведущей на запад. В качестве сопровождения он взял с собой Фридела, Энмейера и Воллена. По уставу горнисту полагалось оставаться с полевым командиром при любых обстоятельствах, но Карл понимал, что капитан оставил его при себе, потому что предвидел, что придется иметь дело с картами и жалованными грамотами.
Знаменосец повел отряд на восточный фланг линии фронта.
Хроники Года, Который Никто Не Забудет, полные и подробные. Это была, как написал в своих воспоминаниях Энспрахт из Нулна, «живая история». Этим он хотел подчеркнуть, что в то время будущее Империи зависело от ежедневного, ежечасного развития событий. История вершилась в таком темпе, что ее ход можно было проследить. Это не было похоже на растянутый и безмятежный поток времени, который настолько медленно движется к неизбежному, что живущие в нем просто не замечают его течения. Это было время, когда на раскаленной наковальне судьбы выковывается будущее.