В нескольких словах Вольф рассказал ему больше о своей юности, чем за пять лет службы. Наемник продолжал невидящим взглядом смотреть в огонь, и Конрад понял, что больше ничего не услышит от него о брате, первом бронзовом рыцаре. Но у него оставались еще вопросы.
— Когда мы впервые встретились, — начал он, — у меня был колчан из черной рифленой кожи. Помнишь?
Сначала он подумал, что Вольф не услышал вопроса, но через несколько секунд тот покачал головой.
— С золотым гербом, — продолжал Конрад. — Кулак в перчатке между двух скрещенных стрел. Я спросил тебя, знаком ли тебе этот герб, а ты ответил, что нет. Но я видел, что ты его узнал.
— Да, — после недолгого молчания согласился Вольф. — Помню. Я видел его раньше. На щите.
На щите! Щит теперь принадлежал скавену по прозвищу Серебряный Глаз. Еще одна нить паутины…
— Чьем щите?
Снова молчание. Наконец Вольф произнес:
— Врага. Врага, который мог убить меня, но вместо этого подарил жизнь.
— Кем он был?
Должно быть, Вольф имел в виду первого хозяина лука и стрел, которые отдала ему Элисса. Еще одна нить связывала Вольфа и Элиссу.
— Эльфом, — ответил наемник.
— Эльфом?
Что вполне совпадало с полученными в Геральдической коллегии сведениями: загадочный герб принадлежал не человеку.
— Мы были врагами. Он мог убить меня. Но не убил.
— Когда это случилось?
— Двадцать лет назад. — Вольф медленно кивнул, будто отсчитывая прошедшие годы. — Или больше.
— Где?
— Около Миденхейма.
Ниточка к прошлому Элиссы. Если отец девушки — эльф, вполне объяснимо, что она подарила Конраду его оружие.
— Рядом с тем местом, где мы встретились? — спросил Конрад.
— Возможно.
— Что сталось с эльфом, с его оружием?
— Не знаю. Я постарался поскорее забыть о нем. Пока не увидел у тебя колчан.
— Как его звали?
Вольф пожал плечами.
Конрад откинулся назад, разглядывая звездное небо. Маннслиб ушла за горизонт, и темнота сразу сгустилась. Большую по размеру луну назвали в честь Мананна, бога морей. «Возлюбленная Мананна» сияла сегодня в полной красе и взойдет такой же только через двадцать пять дней. Моррслиб еще висела в небе, но ее неестественное сияние проливало мало света на мир внизу. Ее назвали в честь бога смерти, Морра; она обладала неправильной формой, и ее цикл оставался загадкой. Иногда она всходила полной, иногда ущербной, и ее очертания менялись почти каждую ночь. Одна из легенд гласила, что «Возлюбленная Морра» состоит целиком из варп-камня. Ей верили все приверженцы Хаоса и совершали свои церемонии, когда Моррслиб всходила в полной четверти. Поклонявшаяся Кхорну банда Кастринга приносила своему богу жертвы при полной луне. Сегодня Моррслиб также взошла полной, и служители Слаанеша во главе с Таунгаром явились за Конрадом.
— Как поживает Анвила? — спросил Конрад только потому, что дварф-женщина вроде бы оставалась единственной, кто не имел отношения к паутине его жизни.
— Она занялась перерисовыванием всех рун в дварфском храме, — ответил Вольф. — К счастью, гоблины туда больше не возвращались. Когда я достаточно окреп для путешествия, мы отправились к горе, нашли там приготовленных для нас лошадей и вернулись к шахте. Вернее, к тому, что от нее осталось. Там мы распрощались. Анвила держала путь к горам Края Мира, решила вернуться в университет на Вечном Пике. Дварфы называют его Караз-а-Карак, «Вечный путь к вершине». Она хочет написать книгу о наших открытиях. Я поехал на восток, в Альтдорф. Там многое изменилось с моего последнего посещения, и все к худшему. Оказалось, мне нечего делать в столице, и я уехал. И вот мы здесь.
Наемник почти не изменился с того дня, когда они впервые встретились, хотя на его лице появились новые отметины — шрамы.
— Император вернулся в Альтдорф?
— Он решил провести зиму в Талабхейме, но ходят слухи, что его держит там любовная связь. Поговаривают, что именно поэтому он отослал Императрицу обратно в Альтдорф, а не потому, что занят государственными делами. Одни говорят, что у него роман с племянницей архиликтора Аглима, другие — что он увлекся самой герцогиней Элизой Крайглиц-Унтерменшской, третьи — что он проводит каждую ночь в храме Зигмара. Каждый раз с новой жрицей. — Тут Вольф рассмеялся. — Иногда я жалею, что никогда не носил бархатный плащ. Из меня бы получился отличный придворный: всех забот, что разносить сплетни и пускать слухи. Но тогда я бы столько упустил в жизни!
Он полез под рубаху, почесался и вытащил руку, сжимая что-то между указательным и большим пальцами.
— Да, в Императорском дворце у меня бы водились вши получше.
— Когда Император вернется в Альтдорф, его убьют, а трон займет двойник.
Вольф равнодушно кивнул, будто ему только что сообщили, который час. Он потыкал в костер палкой и подкинул еще веток.
— Откуда ты знаешь? — спросил он. — Ты ухитрился до сих пор ничего не рассказать о себе.
— Я покинул Кислев, — сказал Конрад. Он не стал упоминать о Кастринге. — Поехал в Миденхейм. — И снова опустил случившееся с бронзовым доспехом и Литценрайхом. — Перебрался в Альтдорф. — Ни слова о Гаксаре и скавенах. — И, в конце концов, оказался здесь. — Конрад старательно избегал подробностей.
В первый раз с начала разговора Вольф пристально посмотрел на него, хотя заговорил не сразу.
— Ты изменился. Вернее, что-то изменило тебя. Несмотря на события в Прааге, все зверства, с которыми ты там столкнулся, все немыслимые существа, с которыми сражался, ты вернулся оттуда не таким, каким я вижу тебя сейчас. Значит, с тобой произошло что-то гораздо, гораздо худшее. В твоей душе Тьма.
Конрад никогда не слышал от Вольфа ничего подобного. Хотя наемник утверждал, что поклоняется Зигмару и даже когда-то собирался вступить в орден Наковальни, Вольф не производил впечатления религиозного человека, скорее наоборот. Конрад всегда подражал ему в этом, мало внимания уделяя молитвам и поклонению.
Солдатам на поле битвы, где столкнулись человечество и жестокие подвижники Хаоса, было не до религии. Их гораздо сильнее заботила собственная жизнь, чем духовный рост.
— «Хаос», — произнес Конрад. — Твое последнее слово, когда я покидал храм дварфов. Что ты имел в виду? Предупреждение или…
Вольф с зевком потянулся.
— Завтра мы отправимся в Пустоши.
— В Пустоши?
— Ты будешь делать то, что я тебе скажу. По крайней мере, в течение двух дней. И если в тебе есть хоть капля здравого смысла, ты останешься со мной столько, сколько потребуется. Я вижу, что ты — тот самый человек.
— Какой человек?
— Тот, кого я должен туда отвезти. Тебе нужно кое с кем встретиться. Этот кто-то ответит на все твои вопросы и расскажет, что же с тобой в действительности творилось в последние месяцы.
Конрад уставился на Вольфа. Кто-то, кто ответит на все его вопросы?…
И только сейчас, глядя на наемника поверх мерцающего костра, он осознал, что у них с Вольфом гораздо больше общего, чем ранее. Конрада сбил с пути истинного доспех Юргена фон Нойвальда и варп-камень; но соблазнительный поцелуй Хаоса обратил Вольфа задолго до того.
ГЛАВА 9
Пустоши лежали к западу от Рейквальдского леса, и у Конрада с Вольфом ушло гораздо больше двух дней, чтобы до них добраться. К тому времени как раз закончился пятый год службы Конрада. Ни он, ни Вольф не вспомнили об этом событии.
Пустоши не отличались гостеприимством: голую, безлюдную степь продувал холодный ветер со Срединного моря, у которого стоял единственный в этой местности город — Мариенбург, крупнейший порт Старого Света. Но Вольф направлялся не туда и даже обходил стороной небольшие деревушки и фермы, где прозябали оставшиеся жители.
Вольф упорно не желал говорить, куда он его ведет и кого они там встретят, поэтому довольно скоро Конрад перестал задавать вопросы. Ночное появление Вольфа и спасение им Конрада от быкоголовых мутантов было отнюдь не счастливой случайностью, а началом путешествия к таинственному незнакомцу, который ответит на все его вопросы о Хаосе.