Сразу за воротами начинался туннель сквозь стену кратера. Конца видно не было.

— Великая Верена! — кричал Маркус. И было отчего. Стефана тоже впечатлил туннель, достаточно широкий, чтобы могли свободно разъехаться две повозки, освещенный факелами через каждые двадцать шагов. — Его небось строили не один десяток лет.

— Штурмовать такое невероятно сложно. — Стефан оценивал туннель с позиций воина. — Но почему его называют Путем Волшебника? — спросил он одетого в красно-белую форму местного сержанта, которого прислали встречать остермаркцев.

— Никто толком не знает. Некоторые считают, что туннель был создан с помощью магии, другие полагают, что название происходит от бесчисленных волшебников и колдунов, которых водили на суд в Талабхейм. Правду, наверно, мы никогда не узнаем. Впрочем, не так давно тут и на самом деле прошел волшебник… Точнее, волшебница. Эльфийка. Представьте себе, и кожа такая белая, как у мертвой. — Сержант даже вздрогнул. — Я ее боюсь. Говорят, должна помочь в обороне.

Стефан поднял брови.

— Аурелион. Не сомневаюсь, что ее искусство очень пригодится, — сказал он, все еще удивляясь. — Кстати, я думал, что барон лично выйдет встречать нас.

Сержант смущенно прокашлялся.

— Молодой барон болен, прикован к постели. Он уже не один месяц не покидает опочивальни.

Альбрехт встревоженно покосился на фон Кесселя.

— Говоришь, болен, — ответил капитан, — а чем именно?

— Не знаю. Некоторые считают, что это чума. Честно говоря, капитан, я рад, что вы прибыли. Может, теперь у нас появится шанс.

— Попробуем выстоять. Думаю, барон прекрасно знает здешние оборонительные сооружения.

Сержант рассмеялся.

— Этот зеленый дурачок? Ну, отец его был воином и полководцем, но молодой барон! Нет, просто запуганный юноша, которому страшно исполнить свой долг. Говорят, что с ним все время сидит жрец Морра. Парень боится в любую минуту помереть — что ему эта оборона Талабхейма?

— О господи, — выдохнул Альбрехт.

Они подошли к выходу из туннеля и увидели еще одну крепость, столь же хорошо укрепленную. Из бойниц выглядывали жерла пушек, направленные на туннель, виднелись еще одни крепкие ворота с подъемной решеткой.

Пройдя через открытые ворота, Стефан попал на еще одну «расстрельную площадку». С выступов, напоминающих балконы, защитники могли сеять смерть на любого, кто здесь появится, расстреливая его из пушек.

— Крупная картечь, — сказал инженер. — Эти пушки зарядят сотнями пуль, гвоздями и прочими металлическими штуковинами, завернутыми в холст. И все, кто сюда сумеет-таки добраться, будут изорваны в клочья.

На свету Стефан заморгал и прикрыл глаза ладонью. До самого Талабхейма была еще не одна миля. Перед ним простирались промерзшие поля, на которых работали крестьяне, словно войны на свете и вовсе не было. Он вздохнул.

— Отведите меня к барону.

Глава 3

Барон Юрген Криглиц, граф-выборщик Талабекланда, перевернулся в мокрой от пота постели, пробуждаясь от беспокойного сна: в дверь снова постучали. В животе у него все сжалось, кожа горела от лихорадки, дыхание в горле перехватило. Он сухо, болезненно откашлялся, забрызгав подушку кровью, и слабо отозвался.

Он был молод, но в немытых волосах уже появилась седина, лицо выглядело изможденным. Его отец сражался в Великой Войне, и его дело должен был продолжить единственный сын. Тихий юноша, вечно сомневающийся в себе, стал игрушкой в руках политиков, жрецов и отцовских советников. Будучи далеко не глупым, он прекрасно понимал, что происходит, но совершенно не представлял, что же надо делать. Его отец был прирожденным воином, любимцем Талабекланда, искусным в политике — вот этих качеств его сын и не унаследовал. Никто не скорбел более Юргена, когда новость о смерти его отца достигла Талабхейма. Вместе с графом погибла почти вся армия, и древний город было практически некому защитить. Когда на следующий день Юргена назначили выборщиком, лицо его было бледно.

Дверь открылась, и слуга ввел пожилого придворного.

— Благородный господин, вам сегодня лучше? — Это был настоящий политик, искусный интриган и манипулятор. Юрген понимал, что пытаться конкурировать с ним абсолютно бесполезно. Не дождавшись ответа, придворный продолжал: — Господин, силы Хаоса приближаются к Талабхейму, но, хвала Таалу, у нас есть надежда: к нам на помощь прибыла армия Остермарка. Уже созван военный совет — вы в силах участвовать, или мы вольны принимать решения, насколько это возможно в ваше отсутствие?

— Мне плохо. — Юрген снова закашлялся и плотнее завернулся в покрывало, отворачиваясь. — Разбирайтесь без меня.

— Как пожелаете, мой господин, отдыхайте. Государственные дела не останутся без внимания. — Придворный низко поклонился.

Юрген услышал шаги и то, как тихо закрылась дверь.

Юрген умирал. Жрица Шаллии со слезами на глазах сообщила, что ему оставалось жить не более года. Сначала он решил, что заболел, не выдержав тягот новой должности, ненавистных интриг, политиканства и ударов в спину. Он знал, что слаб. Желудок постоянно беспокоил, кислота жгла изнутри. Шли месяцы, головная боль усиливалась, и он слег в постель, отказавшись от выполнения обязанностей. Поговаривали, что у него было что-то вроде рака мозга, явно смертельное.

Он крепко закрыл глаза. Боль была такой сильной, что смерть казалась желанным избавлением. Он провалился в сон.

Благословенное забытье прервали голоса за дверью. Он надеялся, что люди разойдутся и дадут ему хотя бы умереть спокойно, но голоса стали громче, и дверь распахнулась.

— Сюда нельзя, сэр! Барон серьезно болен!

— Он нужен Талабхейму и Империи! — отозвался сердитый властный голос. — Я буду говорить с выборщиком.

Юрген снова закрыл глаза, притворяясь спящим. Кто-то тяжело протопал к его постели.

— Милорд Криглиц, вы должны проснуться и исполнить свой долг. Ваш город и ваш народ нуждаются в вас. Криглиц! — Юргена потрясли за плечо, и он с трудом разлепил веки. Перед ним стоял человек с изуродованным лицом. — Мне нужно поговорить с вами, господин.

Юрген устало сел. Слуга суетливо поправил подушки у него за спиной.

— Простите, господин, он ворвался сюда, и я не смог его остановить.

Юрген слабым жестом отклонил извинения.

— Не важно, — обреченно сказал он, оглядывая пришельца. — Остермарк. Наши земли давно враждуют. Кто ты и как посмел ворваться сюда? — спросил он, пытаясь казаться сильным и ненавидя слабость собственного голоса.

— Я капитан Стефан фон Кессель. Я пришел помочь Талабхейму в трудную минуту. Время вражды давно прошло, нас должна объединить служба Императору, да благословит его Зигмар.

— Капитан? Простой капитан с Рунным Клыком Остермарка?

Стефан помрачнел.

— Я стану выборщиком по возвращении в Остермарк. Это не то, чего я хотел бы, но это мой долг. И у вас, господин, есть долг перед Талабхеймом и Империей.

Больной закрыл глаза и слабо вздохнул.

— Мне недолго осталось. Морр скоро придет за мной. Оставь меня в покое.

— Господин, но через несколько дней начнется осада города! Вы что, будете лежать здесь и ждать, когда все рухнет?

— А что еще мне делать? Я умираю. Оставьте меня.

— Но вы еще живы! Однажды я видел вашего отца. Гордый человек, великий правитель и настоящий герой. Я скорбел о его гибели и поднимал за него поминальную чашу. Настоящий герой Империи.

— К чему это ты? Пришел сюда унижать меня?

— Слушай, думаешь, твой отец сейчас смог бы гордиться тобой? Закопался в постель, как ребенок, и увиливаешь от обязанностей, позволяя всему, за что он так долго сражался, рассыпаться в прах?

— Но я не мой отец! — резко сказал Юрген и подался вперед, затем снова упал на подушки. — Жаль, что я не силен, как он, но ничего поделать нельзя. От меня толку не будет.

— Наденьте доспехи, господин, — сказал Стефан несколько мягче. — Вашим солдатам нужен полководец! Просто видеть, как вы идете по укреплениям, — это дорогого стоит! Покажите, что вы будете сражаться вместе с ними!