Когда храмовый колокол пробил три часа пополудни, — хотя в тумане трудно было отличить три дня от трех ночи, — дон Родриго Пикер де Оссорио Серрадор Тейсихейра, молодой человек в возрасте семнадцати лет, второй сын эсталианского герцога, вышел из дома фон Тассенинков и направился в университет, где он изучал алхимию и осадные машины. Юноша страдал от невыносимой головной боли, явившейся следствием чрезмерного увлечения спиртными напитками на балу прошлой ночью. Злясь из-за того, что пропустил дуэль, которую обсуждал весь город, и испытывая острую потребность в том пресловутом клине, которым вышибают другой клин, дон Родриго забарабанил в дверь «Одноглазого волка» и потребовал, чтобы хозяин немедленно подал ему шерри. Трактирщика дома не было, зато стойку перед баром оккупировали «рыбники», внимательно слушающие своего грамотного приятеля, пересказывающего им содержание «Пепла стыда».
Ввалившись в питейное заведение, Тейсихейра взмахнул зеленым бархатным плащом в манере, которую считал весьма элегантной, и вызывающе потребовал, чтобы его обслужили в знак почтения к высокому происхождению. Судя по его тону, простолюдины должны были сделать все возможное, чтобы ублажить его. Молодого дворянина нашли повешенным под Старым императорским мостом. Его плащ был разрезан на тонкие полоски, из которых и соорудили примитивную, но функциональную веревку. Комиссия Йорри пришла к мнению, что Тейсихейра стал первой официальной жертвой мятежа.
К пяти часам еще семнадцать человек были жестоко убиты, хотя народные волнения только начинались. Вышеупомянутые бедолаги лишились жизни в драках и стычках между мелкими группировками, численность которых не превышала трех-четырех человек. Типичным следует считать случай с хафлингом Эйлбру Маггинсом, торговцем фруктами и овощами. Купец принял двух Рыцарей Храма за таможенных служащих, искавших его тайный склад, куда «рыбники» только что привезли контрабандную партию сельскохозяйственной продукции. В момент нападения Маггинс засыпал порох и дробь в ствол новенького кремниевого ружья. Торговец погиб, но не от удара мечом в голову, как следовало ожидать, а из-за того, что клинок ударился о пряжку на его шляпе и высек искру, воспламенившую порох в пороховом рожке. Клирик-сержант Райнер Вим Херцог, нанесший удар, в результате взрыва лишился глаза. Позже клирик-капитан Ховен наградил воина знаком отличия и поблагодарил за проявленную храбрость — если не на поле боя, то хотя бы в тумане.
Комиссия Йорри не смогла представить отчета о действиях Диен Ч'инга, посла Короля Обезьян, замеченного в течение для в нескольких подозрительных заведениях, разбросанных по всему городу. Катаец покупал разнообразные вещества, которые могли использоваться в колдовстве. Heкоторой критике подвергся также Этьен Эдуард Вильшез, граф де ла Ружьер, посол Шарля де ла Тет Д'Ора III, который, по слухам, провел день и вечер в трактире «Матиас II». Компанию ему составляла Милица Кьюбик, экзотическая танцовщица могучего телосложения. Как говорили, посол вел себя не подобающим для иностранного дипломата образом. Отчет, составленный на основе свидетельских показаний Норберта Шлюпмана, наемного работника из трактира, который полдня подглядывал за де ла Ружьером сквозь дырочку в потолке апартаментов, был внимательно изучен великим теогонистом, а затем помещен в огромную храмовую библиотеку в раздел защищенных произведений. Его содержание, навеки скрытое от глаз широкой публики, было признано не соответствующим задачам расследования.
Во второй половине дня, когда Харальд Кляйндест допрашивал работников «Приюта странника», стремясь объединить разрозненные сведения о последних часах Труди Урсин, на офицера было совершено покушение. После короткой погони капитан настиг своего несостоявшегося убийцу, стражника Джуста Рейдмейкерса. К сожалению, Рейдмейкерс скоропостижно скончался, так и не успев объяснить мотивы своего преступления. Однако Кляйндест высказал предположение, что его коллега действовал по приказу третьего лица, тоже являвшегося служащим портовой стражи. Во время аутопсии, проведенной в храме Морра, выяснилось, что Рейдменкерс умер от осложнений, связанных с разрывом трохеи; а тридцать шесть переломов костей, полученных в результате стычки с Кляйндестом, не обязательно способствовали летальному исходу.
Тело графа Фолькера фон Тухтенхагена после должного омовения было доставлено из дворца к фон Тассенинкам, поскольку по традиции забота о теле павшего дуэлянта — если семья последнего недосягаема — ложилась на плечи хозяина дома, под крышей которого было нанесено оскорбление. Великий князь Халс, не будучи близко знаком с покойным, распорядился, чтобы тело обложили искусственным льдом и подготовили к отправке в имение графа, находившееся в Аверланде. Там, получив печальное известие, его мать, вероятно, умрет с горя, а крестьяне устроят тайный трехдневный праздник с гулянками и блудом. Останки Тотена Унгенхауэра были переданы в местный храм Морра, где при беглом осмотре жрецы обнаружили, что великан действительно подвергся сильному воздействию варп-камня. После вскрытия погибшего бойца фон Тухтенхагена отправили в яму с известью, куда по прошествии определенного периода времени попали также невостребованные тела Маргарет Руттманн и Труди Урсин.
Первый пожар вспыхнул после полуночи в доме Амадеуса Висла, ненавистного ростовщика, который вел дела в Восточном квартале города. Комиссия так и не смогла определить, кого следует считать ответственным за поджог — горожан, питающих особую неприязнь к Вислу, или последователей Евгения Ефимовича. Увидев список должников, выселенных, униженных, физически искалеченных, проданных в рабство или казненных по вине ростовщика, стража решила не проводить расследования. На тот момент у сил правопорядка были другие, более важные задачи.
Если бы не туман, известие о пожаре в Восточном квартале распространялось бы быстрее и спровоцировало бы панику. Впрочем, паника и так началась, по ряду других причин.
А между тем втайне от всех Тварь пробудилась и начала выискивать добычу на вечер…
2
Харальд Кляйндест обещал встретиться с ними в «Приюте странника» после полудня, но, как ни странно, задержался. У Розаны сложилось впечатление, что офицер относится к тому типу людей, которые всегда держат слово, разве что на их пути встанет непреодолимое препятствие. Харальд дал ей в сопровождающие Хельмута Эльзассера и попросил осмотреть комнату Труди Урсин. Оставалась надежда, что провидица сможет узнать что-нибудь полезное о девушке. До сих пор следствие строилось на предположении, что Тварь выбирала своих жертв наугад, нападая при первой удобной возможности. Однако было бы проще раскрыть личность убийцы, если бы в его действиях удалось выявить систему, пусть даже совершенно безумную. Кляйндест вернул Эльзассера к расследованию и поручил ему найти то общее, что связывало всех женщин. Очевидно, молодой человек и сам задумывался над этим вопросом, поскольку он смог припомнить массу подробностей о Розе, Мириам, Хельге, Монике, Гислинд, Тане, Маргарет. А теперь и Труди.
Казалось, Хельмут был близко знаком со всеми несчастными. Роза, Моника и Гислинд работали на одного сутенера, «крюка» по имени Макси Шок, а Мириам и Маргарет, которые были старше других, в разное время состояли в связи с Рикки Флейшем — мелким воришкой, впоследствии убитым Марги Руттманн. Жертвами стали три блондинки, две шатенки, брюнетка, рыжеволосая, а у одной голова была вообще обрита наголо, а на коже вытатуировано изображение дракона. Шесть проституток, одна гадалка, а теперь еще и служанка из трактира. Самой старшей, Мириам, было пятьдесят семь лет, самой младшей, Гислинд, — четырнадцать. Они все работали в одной местности, в неблагополучном районе неподалеку от улицы Ста Трактиров. Те из них, у которых было постоянное пристанище, жили там же. Стража опросила две сотни мужей, бывших мужей, детей, ухажеров, «защитников», «поклонников», клиентов, приятелей, друзей, врагов, знакомых и соседей. Среди этих людей попались и такие, которые знали нескольких женщин (в участке на Люйтпольдштрассе ходили анекдоты о похотливости бретонского посла де ла Ружьера), однако не нашлось ни одного подозреваемого, который был бы связан со всеми ими. Этих восьмерых объединяло лишь одно: все они, без всякого сомнения, погибли от одной руки.