— Число «триста семнадцать» мне что-то напоминает.

— Еще бы! — взорвался Кляйндест. — Это кодовый номер нашего района.

— Кодовый номер? — хором переспросили Розана и Йоганн.

— Код стражи. Каждому отряду стражи в Империи присвоен номер, равно как и войсковому подразделению. Триста семнадцать — это код Люйтнольдштрассе.

— А у отдельных служащих есть номера?

— Да, но во всей Империи, не говоря уже об этих трущобах, вы едва ли найдете подразделение стражи, в котором служит более пяти тысяч человек!

317. 5037.

3. 17. 50. 37.

3. 175.037.

— Это глупо, — не выдержала Розана. — Может, он просто бредил и решал математические примеры в голове. Умирающим людям иногда приходят в голову странные вещи. Вы должны это понимать.

Мужчины посмотрели на нее, и девушка догадалась, о чем они подумали.

— Хорошо, — покорно вздохнула она. — Я попытаюсь прочесть его воспоминания.

Хельмут Эльзассер умер, задыхаясь, истекая кровью и думая о своей домохозяйке. Всплывали и другие остатки воспоминаний, но ни одной ясной мысли не было.

Розана так и не смогла привыкнуть к насильственной смерти. Она подозревала, что ей придется пережить последние мгновения Милицы, и все-таки она не сможет установить личность Твари.

— Такое ощущение, что убийца стирает память о себе в сознании жертв.

— Такое возможно?

— Все возможно, Йоганн. То, что я делаю, не похоже на чтение книги. Это все равно, что считать гостей на балу, когда все танцоры находятся в движении. Я могу многое рассказать вам об этом несчастном юноше, но, думаю, он имеет право на секреты.

— Девочка, — проворчал Харальд, — если ты будешь профессионально заниматься расследованиями, тебе придется усвоить одну вещь: жертвы убийц не имеют права на личные секреты.

Эта мысль навеяла на Розану невыносимую грусть.

— Настоящие преступления не похожи на романы, в которых убийцы оставляют улики, а умные сыщики их находят, — заметил Йоганн.

— Эта надпись является уликой, — возразила Розана. — Я убеждена в этом.

— И зеленый бархатный лоскут, который сжег Дикон, — подхватил капитан Кляйндест.

— Позор, что вы не смогли его исследовать, — горько сказал Йоганн. — Должно быть, этот кусок ткани действительно был оторван от одежды Твари. Я держал его в руках, но у меня нет дара. Знаете, я и сейчас его вижу, во всех подробностях…

— Я тоже.

— Что?! — вскричал Кляйндест.

— Бархат. Я вижу его. Кусок ткани, обтрепавшийся по нижнему краю.

— Да, точно.

— По нижнему краю? — изумился Харальд.

Розана и барон кивнули.

— Но мужской плащ доходит только до середины бедра. Как могла обтрепаться его нижняя кромка?

Йоганн стиснул руку в перчатке.

— Такое возможно, если рост Твари ниже, чем обычного человека…

В воображении Розаны возник образ гнома…

Графиня Эммануэль была настроена решительно. Они в скорейшем времени уедут в Нулн и останутся там до тех пор, пока не забудется это ужасное происшествие.

Непревзойденная красавица высказала все это Леосу, пока они ехали в карете, и поручила брату заняться приготовлениями к отъезду.

— Поручи Дани упаковать мои платья, — добавила она. — Ему это понравится.

Она слишком много времени провела в столице, забросив свои общественные и политические обязанности, чтобы быть ближе к сердцу Империи.

Из-за Микаэля она задержалась в городе дольше, чем рассчитывала. Вначале неистовый жрец, чья жажда власти была столь же сильна, сколь и страсть к ней, заинтересовал графиню. Теперь он ей надоел. И даже более того.

Микаэль превратился в головную боль. Он был слишком пылким. Если она не избавится от него с известной долей такта, жрец может создать ей массу проблем.

Оказавшись в своем будуаре одна, без служанок, Эммануэль протерла лицо, удаляя остатки расплывшейся косметики. Ее платье было испорчено. Она больше никогда не наденет его вновь. А ее тиару украли, пока она спала.

Подумать только, прямо в кресле! Ей повезло, что она выбралась живой со званого ужина, который устроил бретонский посол.

Внезапно дверь за ее спиной открылась, и внутрь проскользнула невысокая фигура.

Взбешенная, графиня обернулась.

— Де ла Ружьер! — возмущенно воскликнула она. — Надеюсь, вы объясните причины вашего бесстыдного вторжения?

Посол усмехнулся, и в первый раз за все время Эммануэль показалось, что он куда больше гном, чем бретонец.

Гном поклонился, насмешливо взмахнув шляпой, и неторопливо направился к ней через комнату…

4

У Йоганна в голове вдруг стало легко и пусто. Розана сочувствовала ему, но сейчас ее гораздо больше занимало наблюдение, высказанное Кляйндестом.

— Такое возможно? Должно быть, плащ постоянно волочился по полу, как вы считаете?

Заикаясь, Йоганн согласился. Он чувствовал себя полным болваном из-за того, что сам не обратил внимания на эту важную деталь.

Кляйндест задумчиво пробормотал:

— Ходили слухи, что Тварь — это гном. И потом, удары жертвам наносились в основном снизу вверх…

Он сделал движение рукой, показывая, как это происходило.

— Эльзассер говорил, что бретонский посол состоял в близких отношениях с несколькими жертвами, — добавила Розана.

К Йоганну снова вернулась способность мыслить.

— И он определенно был знаком со вчерашней танцовщицей. Убийства начались вскоре после его приезда в Альтдорф…

— Де ла Ружьер, — с расстановкой проговорил Харальд, поигрывая обнаженным ножом. Капитан словно пробовал имя на вкус.

— Вот только, — начал Йоганн, желая устранить все сомнения, — он выглядит, как клоун. Нелепое маленькое создание, притворяющееся человеком. Он похож на актера, играющего бретонца: духи, глупые жесты, преувеличенный акцент, несуразные усы, бесконечная болтовня…

— И все-таки он гном, — возразил Кляйндест. — Среди них встречаются злобные ублюдки. Можете мне верить, ведь я убил немало таких.

— В Альтдорфе есть и другие гномы.

— Верно. Однако только его имя всплыло в ходе расследования.

— Он посол. Следовательно, разразится большой скандал. Отношения между Империей и Бретонией всегда были напряженными. Королю Шарлю не понравится, если убьют его дипломатического представителя.

— Тогда пусть он сам это сделает. У бретонского палача топор не менее острый, чем у палача имперского. Главное — раздавить эту жабу.

Внезапно Розана вскрикнула, ловя воздух открытым ртом. Йоганн и стражник удивлённо посмотрели на нее. Девушка сложила руки, словно приготовилась к молитве.

— Я тупица, — заявила она. — И вы двое тоже…

Хассельштейн вошел, не постучавшись, и окаменел от ярости. Йелль была не одна, и при виде нового претендента, который должен был занять его место в постели красавицы, священнослужитель ощутил привкус желчи во рту.

— Что вы здесь сделаете? — прошипел он.

Гном повернулся, хватаясь за свой нелепый короткий меч.

— Вы оба, — сердито сказала графиня, — убирайтесь. Вас никто не приглашал.

— Я всего лишь хотел извиниться за происшествия прошлой ночи, графиня-выборщица, — сообщил гном, пуская в ход бретонский шарм.

Хассельштейн горько рассмеялся.

— Не сомневаюсь, что ваши намерения ограничивались только этим, посол.

Йелль вышла из себя и зарычала, словно рассерженная кошка:

— Я, кажется, сказала: убирайтесь!..

— Ликтор, — усмехнулся гном, — вы лицо духовное, однако бог, которому вы поклоняетесь, был воином. У меня нет обязательств, запрещающих мне вызвать вас на дуэль. Помните об этом.

В дверях появился Леос, угрожающе положив руку на рукоять меча. Он окинул взглядом Хассельштейна и де ла Ружьера, словно решая, кого из них убить первым.