— Я не тот Волк, которым был, но и не тот Волк, которого ты хочешь видеть. Я разрываюсь надвое, я разорван.
— Тогда это ты дурак, Йерек, потому что можешь быть лишь убийцей, как скорпион бывает только скорпионом, ягненок — ягненком, а ворон — вороном. Такова их природа — и твоя тоже. Отвергать это — значит отвергать свою сущность, отвергать свою душу.
— У меня нет души, наш ублюдок-отец похитил ее у меня! — Внезапная ярость Йерека ошеломляла.
И Конрад понял.
— Ты ненавидишь его, да? Ненавидишь за то, что он сделал, и повернул бы все вспять, если бы мог. Ты отказался бы от его дара, пожертвовал бы силой, которой он благословил тебя, жизнью, данной тебе, и вернулся бы копаться в грязи, как какая-нибудь сентиментальная свинья.
— Я не ненавижу его. Хотел бы ненавидеть, но ненависть — это чувство, а я утратил их все, даже такие. Я убил бы его, если бы мог. Я хотел бы увидеть землю очищенной от проклятия его существования.
— Ты убьешь меня. — Конрад не спрашивал, он утверждал. — Что ж, Волк, я был прав, когда называл тебя своим правдосказом, хотя мне и не нравится правда, преподносимая тобой сейчас. Прощения не последует, и о доверии речь уже не идет. Ты понимаешь, что это означает, не так ли? — Освещенное луной лицо Конрада исказилось, преображаясь, — зверь в нем поднимался на поверхность.
Он кинулся на Йерека раньше, чем Волк успел среагировать, разрывая лицо бывшего советника когтями. Йерек вскинул руки, защищаясь, и его обожженная ладонь, заклейменная руной амулета, охранявшего могилу верховного теогониста, коснулась щеки Конрада. Граф-вампир отпрянул, словно ужаленный, и крик его расколол ночь надвое. Рыча, он припал к черепице, и Йерек получил возможность отдаться своему монстру, натянуть его личину. Только тогда танец начался всерьез.
Кружащиеся над головами соперников вороны одобрительно каркали.
Конрад прыгнул, оттесняя Йерека к краю крыши. Йерек грудью встретил нападение и ответил на удар, поймав кулак противника и оказавшись с ним нос к носу, так что зловонное дыхание безумного графа обожгло кожу Волка. Ребро ладони Йерека вонзилось в горло Конрада. Живого человека такой прием убил бы немедленно, задушил бы его, ибо перерубленная трахея уже не поставляла легким бесценный воздух. А так разве что голова Конрада дернулась, клыки впились в кисть Йерека и прочертили на ней глубокие борозды.
Ловким поворотом предплечья граф-вампир разорвал хватку Волка, и, пока Йерек пытался вернуть преимущество, Конрад яростно боднул Йерека лбом в лицо, ломая неприятелю нос. Волк невольно попятился. Конрад с головокружительной быстротой провел хитрую комбинацию: выпад левой, в висок, и правой, в почки, и еще раз левой — в центр зияющей раны, бывшей только что лицом Волка.
Йерек отпрянул, отчаянно размахивая руками и пытаясь отразить новый удар.
Конрад пригнулся, и каблук его опустился на сухожилия под коленом Волка. Йерек рухнул в опасной близости от края крыши.
Пощады Волку не будет.
Конрад ринулся вперед.
Стая обезумевших птиц кружила над парой.
Черепица трещала и раскалывалась, и вот уже нога Йерека повисла над пустотой. Волк ухмыльнулся разорванным ртом, отнимая этим последним актом неповиновения победу у Конрада, и ухмылка его не дрогнула. Он посмотрел на своего будущего убийцу, и Конрад увидел в волчьих глазах… жалость. А потом Йерек молча полетел в бесконечную черноту, сквозь буран хлопающих крыльев воронов Влада.
Ярость бурлила в сердце шагнувшего на край Конрада. Он почти ожидал увидеть мечущуюся летучую мышь, пытающуюся спрятаться среди птиц, но вороны сидели на склоне горы, забив все щели, все трещины. Граф пристально всмотрелся в каменный выступ внизу. Тело Йерека казалось лишь темным пятном на остром обломке скалы. Конрад отказывался поверить в случившееся. Волк не стал бороться за свою жизнь, он отказался от нее! Последняя усмешка, отчаянный кувырок назад, разжатые пальцы, падение вместо попытки спастись, финальная дерзость назло ему!
Это уязвляло Конрада.
— Как ты посмел?! — рявкнул он, обращаясь к упавшему брату, и маниакальная нотка в голосе графа вспугнула несколько нервных птиц.
Как грифы, закружились они над неподвижным телом. Вороны питаются падалью. Вскоре они опустятся на Волка и оставят от него один скелет. Конрад наблюдал долго, целый век, пока не забрезжила заря, пока гнев его не унялся, пока последние птицы не закончили ночное дежурство. А изломанный труп Волка по-прежнему лежал у подножия утеса. Только тогда губы Конрада растянулись в свирепой ухмылке, хотя он уже обуздал своего зверя и принял человеческое обличье. Возможно, его и лишили того трепета, который рождается, когда берешь по-настоящему, но это не важно. Важно то, что он теперь один. Золотой, кем бы он, к дьяволу, ни был, мертв. Он — последний из фон Карштайнов.
Торжествуя, Конрад ушел, не думая больше о трупе Волка. Пускай Волком займутся вороны.
Глава 19
Призрачный мир
Нет, не было и не будет такого зла, на которое не способен Джон Скеллан.
Это игра, иногда забавная, иногда нет, но в эту игру он любил играть.
Голыми руками взял он темную землю и вылепил из нее свой мир, тайный, побочный.
Его зверями правила тирания. Никакого правосудия. Никакой честности. Никакой человечности. Мир сузился до двух абсолютов, боли и смерти, смерти и боли.
И Скеллан наслаждался этим миром. Наслаждался страхом, внушаемым его чудовищами, и болью, которую они причиняли.
Он шел вдоль ряда распятых на обочине трупов. Висящие вниз головой мертвецы служили кормом птицам и напоминанием остальным о цене бунта. Урок жесток, но тем лучше скот усвоит его.
Мертвые обескровленные лица пялились на него. У большинства отсутствовали глаза — их выклевали стаи черных воронов, пожирателей падали и прочего брошенного гнить мяса, повсюду сопровождающие войско Скеллана.
Вампиры вновь несли с собой кровавую чуму, на этот раз не делая никаких различий. Старики, молодые, мужчины, женщины — никто не мог избежать коварной хвори, ибо бестии Скеллана стремились выкачать из Старого Света всю кровь, пульсирующую в жилах мира, — всю, до последней капли. Пандемия распространялась, нанося удары по крупнейшим городам Империи и опустошая их точно так же, как крохотные деревеньки. Тяжкие времена уже стали называть Временем Мертвецов.
Живые заколачивали двери и окна, баррикадировались в домах в тщетной надежде, что мертвые пройдут мимо. Но мертвые не упускали никого, оставляя за собой лишь пустые здания и привидений.
Ходили слухи, что Лутвиг изгнал своего слабосильного отца, Людвига Лицемерного, и занял его место. Впрочем, Скеллана это не волновало — какая разница, кто управляет скотом. Они существуют только для того, чтобы на них охотиться, чтобы убивать и поедать их.
С гибелью многих доверенных гамайя Конрада вполне естественно, что и влияние, и власть Скеллана упрочились. Как и его родитель до него, он стал правой рукой фон Карштайна, но, в отличие от Познера, Скеллан не совершит ошибки и не даст честолюбию погубить себя. Он дождется благоприятного момента. Спешка до добра не доводит, а осторожность и сила ведут к победе. Он вел затяжную игру, требующую хитрости и коварства, а не хвастовства и рисовки.
Вампир наблюдал и учился, превращая чужие промахи в свое преимущество. Если Влад предлагал своим жертвам выбор, служить ему в жизни или в смерти, Скеллан был куда прозаичнее. Он предлагал смерть мгновенную или смерть болезненную. Немногие добровольно выбирали боль. Те же, кто решался, не разочаровывались.
Месяцами легион проклятых насиловал землю живых. Вампирам помогали некроманты, вносящие в забаву свежую струю изобретением жестоких и необычных наказаний живущим, которые по своей дурости сопротивлялись армаде. Скеллан не мог отрицать, что присутствие при извращенных пытках доставляет ему удовольствие, он даже поощрял выдумщиков, только вот Невин Кантор беспокоил его.