Каждый кого-то да потерял в этом противостоянии: братьев, отцов, друзей, сестер, жен, матерей, дочерей, любимых. Смерть не считалась с полом. Она не ограничивалась полями сражений и траншеями. Смерть проникала на улицы городов. Женщины сами сеяли зерно и снимали скудный урожай. Булочники, мясники и бакалейщики выкручивались, как могли, по крохам, точно скупцы, пополняя бесценные запасы в надежде обмануть голод.
Войны жестоки по отношению к детям и старикам — к тем, кто не знает ничего другого, и к тем, кто все еще помнит иную жизнь, когда свежие фрукты, мясо и парное молоко не были роскошью, которую не купишь ни за какие деньги.
Повсюду свирепствовали болезни. Хворь всегда расцветает там, где пустеют продуктовые склады. Холера и дизентерия работали на армию фон Карштайна, кося людей тысячами.
И народ Империи продолжал выживать. У него не было выбора, хотя смерть поджидала повсюду, скрываясь под множеством личин.
Сорок лет сражений.
Сорок лет умирания.
Сорок лет потери любимых.
Сорок лет отчаянной надежды, что когда-нибудь однажды они освободятся от чумы по имени Влад фон Карштайн, сильванский граф-вампир.
Сорок лет.
Йерек Крюгер содрогнулся при этой мысли. Неумирающий граф вечным призраком сопровождал жизнь Белого Волка. Тьма наступала. Великий магистр не помнил, чтобы он когда-нибудь не считал сумерки часом врага. Он не был суеверен; он был еще способен встретить неприятеля своим двуручным боевым молотом, против которого тяжело устоять. Даже мертвец может умереть, и факт этот — не сюрприз для воина. Эти твари — просто марионетки, они не живые, они не дышат. Перережь ниточки — и они упадут.
Он поскреб свою буйную бороду. От морозного покусывания ветра цепенело лицо. Ветер забирался даже под тяжелые шкуры, которые воин накинул поверх красных блестящих доспехов. Ожидание хуже всего. За эти годы он потерял немало славных бойцов и видел, как они возвращаются, чтобы охотиться за его людьми. Большинству военачальников такое и не вообразить: они нападали прямо на поле боя, еле волоча ноги, шатаясь, вцепившись в оружие, которое подвело их при жизни. Дух их был сломлен, а души, как он надеялся, отлетели в лучший мир. Но Ульрик защитит его людей — они верили в это, добровольно кидаясь в самую гущу бойни.
Йерек Крюгер воткнул резную рукоять своего огромного двуручного молота в снег у себя между ног. Руны Ульрика наполовину погрузились в девственную белизну. Воин отлично знал, что ожидает его и его людей в ближайшие часы. О воинской славе они уже не думали, они сражались за выживание. Это была борьба отчаяния, которое лишь росло вместе с ордой графа вампиров. Если они потерпят поражение, если Рыцари Белого Волка падут на полях Швартхафена, откроются ворота к Альтдорфу, сердцу Империи.
— Мы не проиграем, — твердо произнес великий магистр.
Его помощник, Рот Мелингер, буркнул что-то в знак согласия.
— Мы не имеем права.
Крюгер знал, что это испытание его собственных сил. Наступал момент, когда их жизни обретут смысл. В ближайшие дни Рыцари Белого Волка встретятся лицом к лицу с самым главным противником из всех, с кем они сражались. Они рождены именно для этой встречи.
И все же зерна сомнения проклевывались в сознании каждого человека. Их враг был бессмертен. Он падал, только чтобы вновь восстать — со стремлением отомстить и с нечестивой яростью. Меч, топор, молот были бессильны пред ним. Крюгер не мог позволить себе так думать. Представление о фон Карштайне как о вечном существе накладывало печать обреченности на его собственную судьбу и судьбы людей, избравших его своим предводителем. Фон Карштайн — вампир. Эта тварь обладала необыкновенной силой, коварством, дерзостью, но все же оставалась тварью. Иоганн ван Хал, охотник за ведьмами, первым дал имя злу, а назвать врага — значит сделать шаг к его уничтожению. Несмотря на всю свою силу, твари страдают от голода, от жажды плоти и теплой крови. Чтобы жить, они должны питаться. В этом их слабость. Они бесстрастны, они хитры, но ими движет самый первобытный из всех инстинктов — стремление выжить.
А чтобы выжить, они должны есть.
И поэтому они не могут прятаться.
Солнечный свет обманчив. Он создает иллюзию безопасности. Белые палатки графа вампиров были видны через все поле боя. Мертвецы оставались лежать там, где пали, дожидаясь ночи, чтобы воскреснуть вновь. Отвратительнее всего было то, что там находились и люди, стекшиеся под знамена фон Карштайна. Дураки позволяли кормиться собой, ночь за ночью, а днем сторожили нежить. Там были и мужчины, и женщины — невинные, глупые. В существовании вампира они видели некую трагическую романтику. Люди прибивались к повелителю нежити, несомненно желая получить кровавый поцелуй и влиться в ряды истинных адептов графа. Йерек Крюгер не хотел даже думать об их глупости. Ведь он сражался, чтобы спасти этих людей.
Грусть тлела в его душе.
Они ничего не видят; они — дети, заблудившиеся в зеркальной чаще, где охотники не имеют отражений.
И его обязанность — защитить их, спасти от тьмы, таящейся в них самих, вывести из лабиринта лжи и обмана, в котором они потерялись.
Так он поклялся курфюрсту Миденхейма. Он был рыцарем-защитником. Как и все они. Как каждый лохматый воин в красных доспехах на поле Швартхафена. Они пришли сюда не ради славы и не для того, чтобы отстоять какой-нибудь древний принцип чести. Они были тут, чтобы защитить тех, кто не может защитить себя сам. Они — последний шанс.
Последняя надежда.
И они были очень далеко от дома.
Миденхейм с его высокими виадуками и глубокими катакомбами — неприступная крепость на вершине отвесной скалы, поднимающейся из густого леса. Эту крепость строили так, чтобы она выдержала любой штурм. Когда навесные мосты подняты, город отрезается от внешнего мира. Но они были не в Миденхейме; они находились на заброшенной Ульриком пустоши Сильвании и выстроились стройными рядами для встречи величайшего зла, известного человеку. Дурацкая ситуация.
Крюгер знал это. И Мелингер знал.
И каждый из тех, кто был здесь этим вечером.
И все же они непоколебимо стояли, готовые драться не на жизнь, а на смерть.
Настроение в лагере было мрачное. Кто-то убивал время, возясь с лошадьми, проверяя и перепроверяя ремни и подпруги, стремена и седла, другие начищали кольчуги или коленопреклоненно молились богу воинов.
— Пойдем со мной, — сказал Крюгер Мелингеру.
Они пошли вдоль неровной шеренги, ободряя добрым словом рыцарей помоложе, делясь теплыми воспоминаниями с бойцами постарше. Йерек Крюгер, помимо всего прочего, был их духовным вождем. В эти темные времена люди ждали, что он направит их. И он обещал самому себе, что не даст им пропасть. Он знал их всех по имени и в лицо, знал их семьи, их истории. Он был их отцом, со многими воинами его связывали узы крепче, чем узы плоти и крови. Он искренне интересовался их жизнью. Он уважал людей.
Мелингер молча шел рядом с ним. Крюгер знал, что люди прозвали его помощника Тенью великого магистра, и это было еще не самым худшим прозвищем. Он был неразговорчив и суров, предпочитая одиночество или компанию своего коня Астера. Он считал, что люди — это тяжкое бремя, они думают и делают странные вещи, ведут себя непредсказуемо и слишком часто подводят тебя. Мелингер предпочитал иметь дело с тем, чему можно доверять. Что ж, Рыцари Белого Волка были братством, на которое можно положиться, но Крюгер знал, что доверие давалось его помощнику все же с трудом. У каждого свои слабости, но отличают людей не они, а совокупность их сильных сторон. Поодиночке они слабы, вместе же — сила.
Вот что делало их теми, кем они были. Они думали и действовали как единое целое. Сообща.
И потому Рыцари Белого Волка по праву считались самым грозным и самым доблестным боевым подразделением Империи.
Никто не мог противостоять им. Никто.
До сих пор.
Крюгер стоял один во главе армии, вглядываясь в сумрак, опускающийся на белые палатки графа-вампира. Они занозами впивались в его душу, терзая ее до крови каждый раз, когда он видел тени этих шатров. Знамя фон Карштайна хлопало на ветру, и хотя различить эмблему на нем с такого расстояния не представлялось возможным, Крюгер отлично знал, какой омерзительный, гнусный символ там изображен.