Запах города выжег его ноздри и глотку в первый же день их знакомства, и некоторое время этот чад валил его с ног, но постепенно он свыкся с городским воздухом. Ему доставляло особое удовольствие то, что он ни разу не чихнул и не начал задыхаться за все время, что жил в городе.
На свежем, чистом воздухе провинциальной округи он весь год страдал от того, что из носа постоянно текло, что глаза извергали потоки слез, что чих не отставал от него, что он задыхался от астмы в любое время года. Так он и получил свое имя. Он был Дохляком.
Теперь он находил забавную сторону во всех тех годах, он провел, дыша чистым воздухом деревни. Он благословлял смрадный чад города, в котором он чувствовал себя все лучше и лучше, зима стояла на дворе или пекло летнее солнце. Его старое прозвище теперь было не больше чем шуткой, понятной ему одному — если даже он найдет когда-нибудь человека, который поинтересуется его именем Он прожил в городе год. Никто не заговорил с ним. Никто не заметил его. Никто, казалось, не видел его.
Погода стояла холодная, промозглая, на улице было темно, и вся эта обстановка нагоняла тоску. Если не брать в расчет зиму, начало весны было, несомненно, худшим временем в году.
Круца звучно высморкался в прекрасный льняной носовой платок, который он минутой раньше вытащил из кармана у одного местного господина. Теперь, конечно, платок не продашь, но в это время года ему всегда требовалось что-нибудь, чтобы справиться с насморком. Его другая работа могла с лихвой покрыть потерю стоимости одного платка.
Круца не мог сказать, что очень любит работу. Он был в отвратительном настроении, когда выходил под косой моросящий дождик и ветер, который норовил не облететь человека, а продуть его насквозь. Но завтра был его день, а ему еще надо было выполнить норму. С этим заданием он справился бы уже давно, если бы не нашел нового и очень уступчивого скупщика краденого и не решился продать парочку своих лучших трофеев на сторону. Пока до хозяина не дошли слухи.
— Ветер, проклятый ветер, — бормотал Круца себе под нос, выходя из Альтквартира и направляя свои стопы к Большому парку Даже в такой день, как сегодня, там будут люди, пытающиеся что-то продать, а это значит, что рядом будут и люди с полными кошельками. И потом, если не думать о теплой маленькой таверне, где тебе подадут кружку эля, а еще лучше — бокал горячего пунша, то рынок предоставлял своим гостям лучшую защиту от непогоды, чем любое другое место в Мидденхейме. Надежные навесы над прилавками почти соприкасались над переходами рынка, защищая людей от дождей и ветров так же хорошо, как и товары.
Круца некоторое время послонялся вокруг да около, прогуливаясь между рядами, и не торопился хватать все, что попадется под руку. Тщательный выбор жертвы помогает уменьшить число целей, а в долгом дневном маршруте это означает лишний час, который Круца со спокойной совестью проведет в таверне.
Дохляк последовал за старым карманником на рынок в Большом парке Парень любил рынок. Он обычно крал только то, что ему необходимо (в том числе и деньги), но получал большое наслаждение, обирая рыночные лотки, чтобы заполнить свою кладовку и сделать заброшенную развалину, которую он называл домом, как можно уютнее.
За первый год в городе невидимка успешно стянул немало кухонной утвари, постельного белья и прочих предметов домашнего обихода, чтобы создать теплое гостеприимное гнездышко, хотя ни один гость там пока не побывал, и Дохляк наслаждался уютом в одиночестве. Ловкость рук позволила ему заиметь полный гардероб одежды на все случаи жизни, а со временем он умудрился натаскать в свое убежище целую коллекцию маленьких зеркал, одно даже в позолоченной оправе. Он любил зеркала — вот они и стояли или висели по всей единственной комнате, в которой жил парень.
Сегодня же Дохляку нужны были деньги. Кушать-то нужно, а поскольку его кладовая (в это время года ею служил наружный подоконник) была совсем пуста, он решил отпраздновать годовщину своего пребывания в городе с шиком и поужинать в одной из лучших таверн Он, может, даже найдет себе девушку, а это наверняка обойдется недешево.
Дохляк не выпускал свою цель из виду. Он обычно выбирал карманников постарше, хотя на собственном опыте Убедился, что два-три старика еще были не менее зоркими и быстроногими, чем он сам. Но этот старикан не выглядел опасным, к тому же один глаз у него был закрыт повязкой. Дохляк подобрался поближе к пожилому вору, не чувствуя нужды красться или прятаться. Он наблюдал за тем, как движется его цель.
Дохляк с интересом наблюдал, как мошенник извлек маленькие золотые солнечные часы из кармана какого-то дворецкого, своего ровесника, закупающего еду. «Плохо, — подумал Дохляк. — Кому нужны еще одни часы? В следующий раз».
Он последовал за вором чуть дальше по короткому мощеному склону и обогнул небольшую тележку, из которой продавали крепкие напитки. Проскальзывая мимо нее, Дохляк прикарманил одну бутылочку — так, для полного счастья. В конце концов, у него праздник или что?
Следующей жертвой старого вора стала толстая женщина средних лет. Она стояла, что-то выговаривая мужчине, стоящему возле нее, наверняка своему мужу-подкаблучнику, которого она не только бранила, но и некогда наградила рогами Сцена семейной драмы на мгновение зачаровала Дохляка; он подумал, что, хотя лучшие годы этой огромной, как баржа, дамочки и миновали, она все еще была очень женственной.
«Да, думаю, сегодня девчонка мне не помешает», — сказал Дохляк самому себе, проходя мимо женщины и старика и приподняв шапку перед ним, перед нею или, может, перед обоими. Впрочем, никто из них все равно не заметил Дохляка, но он и не ожидал этого. Сдвинув шапку на затылок, он смотрел, как опытный карманник извлекает маленький кошель из-за пояса женщины. Это произошло за один миг, и никто ничего не заметил. Кошель выглядел достаточно тяжелым для того, чтобы удовлетворить все потребности Дохляка. Он помедлил у прилавка, подхватил два бруска грубого мыла и тут же опустил их в карман, пока владелец отвернулся от него, а затем двинулся за стариком дальше.
Круца стоял у прилавка, наматывая на палец шелковую женскую шаль, когда увидел старого Штрауса. В свое время этот карманник был лучшим, он заслужил себе право работать в Мидденхейме, так сказать, сольно. После двадцати лет выполнения прихотей Короля Дна и воспитания трех поколений мошенников и воров Штраус вышел в отставку. Он навещал рынок раз в пару дней или около того, просто чтоб не потерять форму, сохранить ловкость рук, — и при этом он всегда выбирал самые скучные дни и самые старые цели.
Круца не был удивлен тем, что встретил его сегодня, и приветствовал его со всем радушием, которое смог собрать в своем продрогшем теле. Покрасневший нос говорил за хозяина все, что он думает по поводу такой погоды.
— Какая встреча, мастер, — позвал он почти ослепшего старого вора, когда тот поравнялся с Круцей.
— Это ты, Круца, малыш? — обернулся старик, растягивая беззубый рот от уха до уха. — Как у тебя дела?
— Слишком холодно, слишком сыро, норма не выполнена. — Круца старался, чтобы все это прозвучало как шутка. Не вышло.
— Да, вы, щенки молодые, не умеете получать удовольствия от работы, — сказал Штраус. — Все еще отдаешь хозяину его фунт мяса, правда? Ничего, еще каких-то пятнадцать лет да пара сотен рекрутов — и он снимет тебя с крючка. Возможно. — Старик смеялся.
— Если он или я проживем так долго, — мрачно заметил Круца.
Дохляк смотрел на старика, в кармане которого лежали чужие деньги. Тот остановился поговорить с каким-то высоким широкоплечим парнем, который отрешенно разглядывал женскую одежду. Странное занятие для такого сильного, уверенно выглядящего мужчины.
«Вот теперь твой черед, сынок — Дохлячок», — подумал он, сосредоточился и начал подходить ближе.
«И о чем это старикан говорит?» — подумал Дохляк, запуская два длинных проворных пальца в боковой карман плаща, свисавшего с плеч мошенника. Он шел прочь медленно и очень спокойно, когда услышал, как освященный временем и традицией клич «Держи вора!» раздался было над рынком — и тут же прекратился.