Времени для размышлений не оставалось. Ления, пятясь, вошла в дверь, разговаривая с кем-то, кто остался снаружи.
— Ну, и зачем тебе было надо меня сюда волочь? Здесь какая-то ошибка! — воскликнула она, но тут наткнулась спиной на Аншпаха, ойкнула, развернулась и увидела все почтенное собрание. Ее взгляд остановился на Круце, который склонил голову и промолчал. Тогда она бросилась к Драккену и обняла его, а он взял се под руку.
— Ления, я позвал тебя сюда, чтобы ты поговорила с этим карманником. Спроси у него, что ты хочешь знать о своем брате. Он ответит на твои вопросы. — Последние слова Драккен произнес, грозно глядя в глаза Круце, и они прозвучали как предупреждение.
Ления обернулась к Круце. Драккен не выпускал ее из Рук.
— Ты знал Стефана?
— Нет… я знал Дохляка… — Круца подумал, что почти такими же фразами они обменялись в ночь после сражения в «Западне».
— Оставь нас, Криг, — махнула Ления рукой своему возлюбленному-Храмовнику, не сводя пристального взгляда с лица Круцы.
— Забавно получается, — сказал Аншпах с кривой усмешкой, присоединившись к Драккену и Брукнеру, переминавшимся за воротами конюшни, — когда доярки начинают командовать мужчинами. — Драккен встрепенулся и посмотрел на Аншпаха. — Еще, чего доброго, наша девочка станет Комтуром Волков или Королевой Дна!
Драккен опустил взгляд, покраснел до корней волос от смущения и гнева и насупился так, что побагровевший лоб избороздили белые и лиловые линии.
— Я знал Дохляка, — начал Круца, повторяя свои слова.
— Никакого другого имени я от него не слышал. Он говорил, что имени у него нет. Он представлялся незаконнорожденным сыном вельможи, говорил, что мать его умерла в родах. Я не мог знать, что он был твоим братом.
«Я звала его братом, но никогда не была в этом уверена. Никто не знал его по-настоящему. По большей части, мы его редко замечали. Но она ничего нам не говорила». Круца говорил, и Ления подумала, что если она сейчас перебьет его, он никогда больше не соберется с духом, чтобы рассказать ей о Дохляке. А она хотела знать о брате все, что бы ни был вынужден сказать этот вор.
— Он не был похож на тебя.
«Он ни на кого не был похож», — подумала Ления.
— Помнишь, ты говорила, что он был честным парнем? — спросил Круца, не ожидая, впрочем, какого бы то ни было ответа. — Он действительно был честным, но как-то по-особому. Я встретил его, когда он воровал кошелек у старого вора, моего учителя. Но он крал только то, что не принадлежало никому, или то, чего у человека было в избытке. Я был первым, кто пришел к нему домой в Мидденхейме. Я стал его первым другом здесь. Я надеюсь, что я был его другом.
«Если так, значит, ты был его первым и единственным другом за всю его жизнь. — Воспоминания больно ранили Лению. — Люди были жестоки с ним, если, в конце концов, замечали его. Казалось, что его никто не видит».
— Я никогда не видел никого, кто мог бы так воровать, как Дохляк. Бесшумно, так, что никто его не замечал. Я… я использовал его, — повесил голову Круца. — Я не горжусь этим, но, по меньшей мере, я не завербовал его и не позволил Блейдену использовать парня еще более мерзким образом. Мы с Дохляком были друзьями. — Со стороны могло показаться, что Круца разговаривает сам с собой.
«Как же, так бы ты и использовал Дохляка! У него была своя, особая свобода, он делал все только так, как хотел сам», — подумала Ления, но ничего не сказала Она могла понять, когда ей врут, а когда говорят правду.
Круца надолго замолчал, и Ления внезапно поняла, что они все еще стоят посреди двора этой пустой конюшни. Ночь становилась холодной, и колючие звезды смотрели на двух человек, застывших под темно-лиловым небом. Серые и черные, как Фаушлаг, облака, ползли по небу, не позволяя лунам-близнецам посмотреть на Мидденхейм. Лению начал пробирать озноб. Круца замер перед ней в той же позе, в которой она его здесь застала. Она протянула руку к нему, но он отстранился прежде, чем девушка смогла дотронуться до его рукава.
— Нет! После того, что ты услышала, как ты вообще можешь находиться рядом со мной? Я использовал твоего брата… он воровал, чтобы я мог выполнить свою норму Мне и надо было лишь подзадоривать его. Для него это была игра, — говорил Круца, не глядя на Лению.
«С ним не стоило и пытаться играть. Особенно в прятки».
— Он воровал для меня, а я слушал его рассказы. У него была самая необычная комната, которую я когда-либо видел. В ней было полным-полно красивых вещей. Мы вместе выпивали, и я заваливался спать, слушая в пол-уха его байки. Я знал, что использую его, талантливого воришку, но я никогда не причинил бы ему вреда. Ему нравилось играть в мою игру и рассказывать мне о ведьмах, которые вырастили его. Это, конечно, чепуха. Но знаешь, его никто другой не видел.
«Маленький найденыш… Теперь мне не узнать, почему мать звала его так, почему мы все над этим смеялись, отец, братья, даже мать смеялась, пусть и с печалью во взгляде… Может, он вовсе не принадлежал к нашей семье. И не принадлежал никому…»
— Ления, я думаю, он умер. Мне очень жаль. Скорее всего, он мертв. — Круца тысячи раз думал об этом, но сказал это впервые.
«Мертв! Все же мертв… И я уже не смогу найти его и понять. Почему он умер?» Стон, родившийся в ее груди, не нашел дорогу к губам. Ления почувствовала легкую слабость.
— Он был невидимкой и должен был спастись… но он не вернулся. Он больше не вернулся. — Голос Круцы звучал тихо, низко и на удивление спокойно. Он знал, что скажет Лении. — Сначала я думал, что он пользуется какой-то уловкой, чтобы его никто не видел, или ему необычайно везет. Но потом я понял, что был не прав. Однажды он наткнулся на шайку контрабандистов. На большую шайку. — Круца впервые взглянул на девушку. Она побледнела и дрожала, вероятно, от холода.
Ления действительно замерзла, но еще она была напугана. Девушка в растерянности огляделась вокруг, выискивая место, куда можно было бы спрятаться от студеного осеннего воздуха и ночного неба, место, где она почувствовала бы себя в тепле и в безопасности. Но кругом были только пустые стойла. «Ладно, сойдет и это», — подумала Ления. По своему деревенскому опыту она знала, что даже в таком открытом помещении некоторая толика дневного тепла сохраняется дольше, чем на улице. Она повернулась к Круце спиной, двинулась к двери ближайшего стойла и положила ладонь на старую, почерневшую щеколду. Та была отлично смазана и спокойно, бесшумно сдвинулась в сторону. Ления остановилась и посмотрела на Круцу. Он понял, что девушка ждет его, и пошел к ней. Ления вошла в стойло, и запах напомнил ей о Линце, о тех далеких безмятежных днях, когда она доила коров и ухаживала за лошадьми. Круца встал у двери, слегка ссутулившись. Он устал, а тягостные воспоминания разбередили старые душевные раны. Хоть он и вышел живым из нелегкого испытания в бою с Волками, Круца чувствовал, что худшее впереди.
— Это были контрабандисты. Дохляк их выследил, когда начал ходить за перевозчиками трупов. Он рассказал мне всю эту историю, — продолжил Круца свой монолог, когда Ления устроилась на копне старого сена.
«Никто никогда не замечал Дохляка. Потому он и мог пропадать на несколько дней неизвестно куда. Мать говорила, что Дохляк „шляется со своим народом“, И теперь мне не кажется, что у мамы были какие-то причуды. Мы никогда не знали, где он и чем он занимается, но я всегда была рада видеть его, когда он возвращался из леса. Я любила его. И я любила его истории». Ления перевела дух, напоминая себе, что Стефан мертв, но воспоминания о нем продолжали сниться в ее сознании. Тем временем Круца продолжал:
— Только оказалось, что возили туда совсем не тела умерших. Серые люди были не из Храма Морра. Они были контрабандистами, которые поставляли в город разные товары без пошлин и разрешений. А, да что я все это тебе рассказываю? Дохляка этим не вернешь.
Какая-то часть Лении настойчиво требовала спросить у Круцы, кем были эти контрабандисты, куда ходил за ними Стефан. Но девушка догадывалась, что если она начнет задавать вору вопросы, он может вообще замолчать. Она почувствовала неприятный холод, которого никак не ожидала в теплом старом стойле. Круца чертил небольшие круги в пыли носком башмака.