— Что? Почему?

— Я не знаю, — резко ответила Софья. — Миска!

И тут она увидела её, тонкие руки девочки обняли шею царицы, и Миска плакала на её плече. Сердце Софьи дрогнуло при виде такого горя, она почувствовала, как заноза вонзается в сердце, когда поняла, что Ледяная Королева говорит Миске.

Царица Катерина посмотрела вокруг и встретила взгляд Софьи, в её глазах виднелись ледяные слезы. Софья направилась к ней, а Ледяная Королева отвела голову Миски назад и подняла синий кулон, висящий на шее.

Софья узнала серебряную цепочку и обёрнутый паутинкой проволоки камень. Как она могла его не узнать? Он принадлежал ей. Почему Миска носила его? Царица поцеловала синий камешек и улыбнулась, зашептав на ухо девочке.

— Моя королева, — начала Софья, — я…

— Катерина, — сказала царица, осторожно снимая рыдающую девочку с шеи. — Больше никаких титулов.

Она передала Миску Софье, которая крепко обняла её, и в этот момент подъехали Вроджик, Тей-мураз и Урска Писанка. Их лица казались более живыми, а глаза дикими, чем когда-либо видела Софья.

Ледяная Королева кивнула и вскочила на морозно-белого коня.

Она посмотрела на Софью, прощаясь, и её горе было почти невыносимым. — Обещай мне, что защитишь малышку.

— Обещаю, — всхлипнула Софья, а королева кивнула и повернула коня. Тей-мураз прокричал древний унгольский боевой клич, кружа перед Софьей, оскалив зубы и распустив чуб.

Он ударил кулаком в грудь и сказал. — Проследи, чтобы господин Царёв сложил великое предание о нашей гибели.

Софья кивнула, не в силах ответить.

— Яха! — закричал Тей-мураз, и уланы последовали за ледяным маяком сверкающего меча царицы. Ветер и дождь не смогли заглушить их дикие вопли, знаменитый смех и свистящие на ветру крылатые знамёна.

Последние воины Кислева пересекли реку и направились к скалистому пику и храму Тора на его вершине.

Разве можно найти лучшее место, чтобы встретиться с богами?

— Куда, во имя Зигмара, они направляются? — воскликнул Курт, наблюдая, как воины царицы едут по мосту. — Корабль отплывает, и они должны быть на нём.

Софья крепко прижимала Миску и, глотая слёзы, бежала к “Тринованту”. Она не оглядывалась и не решалась ответить.

— Софья, что происходит? — спросил Курт, легко поравнявшись с ней на коне. — “Триновант” отплывает! Царица должна подняться на борт.

— Она не плывёт в Империю, — ответила женщина сквозь слёзы.

— Что? А куда ещё она может пойти?

— Она никуда не идёт, — сказала Софья, наконец добравшись до трапа. Капитан Цвицер и Рюрик ждали у фальшборта, зовя их на борт. Линии аркебузиров стояли на баке, и треск их дымного оружия заставил её вздрогнуть. Из-за стрельбы Миска заревела и сильнее прижалась к Софье.

— Она остаётся? — сказал Курт. — Почему?

— Потому что должна, — ответила Софья.

— Я не понимаю.

— И никогда не поймёшь, имперец! — отрезала Софья, не желая даже смотреть на него.

— Курт! Софья! — закричал Рюрик. — Быстрее! Поднимайтесь на борт!

Трап лежал перед ней, но она не могла шагнуть на него. Сбежать из Эренграда означало признать, что её родины больше нет и всё, что она любила в Кислеве, мертво.

— Я не могу, — произнесла она.

Миска подняла голову с плеча Софьи, её лицо теперь выглядело лицом испуганного ребёнка со светло-серыми глазами.

— Ты обещала, что защитишь меня, — сказала девочка, и решимость Софьи укрепилась перед лицом этой простой истины.

— Ты права, малышка. Я обещала. И я сдержу обещание.

Софья поднималась по трапу, с каждым шагом чувствуя, что совершает предательство, пока не оказалась на палубе “Тринованта”. Рюрик обнял её, Курт шёл сзади и тянул за уздечку Павла.

Люди Цвицера столкнули трап в море и паруса загудели, когда перерубили канаты, связывающие судно с мостом. Корабль накренился от причала, и стаи бешеных зверей бросились в океан в безнадёжной попытке помешать ему.

Курт шагнул к противоположному борту, глядя на возвышавшийся храм Тора. Софья видела, что он мучается от горя и ужаса того, что должно произойти.

— Они все идут на смерть, — произнёс он, наблюдая, как поток тварей окружает скалу, на которой воины царицы готовились к последней славной атаке. — И ради чего? Здесь не за что сражаться!

— Потому что она умрёт, если уплывёт, — сказала Софья.

— Умрёт? Она не ранена.

Софья покачала головой.

— Вашего императора выбирают. Он человек, избранный другими людьми. Это не путь Кислева. Здесь земля выбирает, кто будет ей править. Земля выбрала её. и поэтому она должна остаться.

— Это бессмысленно. Кислева больше нет.

— Она знает это. И всё же она осталась.

— Но Империя выстоит. Представь, как поднялся бы боевой дух, если бы Ледяная Королева вступила бы в доки Альтдорфа! Подумай о надежде, которую бы могли принести такие новости. А объединив свои силы с верховным патриархом, она помогла бы Золотому Бастиону простоять тысячу лет.

— Всё что ты говоришь, правда, — ответила Софья, зная, что Курт никогда не поймёт, что произошло бы с королевой, покинь она Кислев. — Но это ничего не меняет.

Курт опустил голову. — Значит, исчезли все надежды.

— Нет, — сказала Миска, сжимая мерцающий морозно-синий кулон. — Нет, не все надежды.

Катерина наблюдала, как “Триновант” миновал обломки, забившие гавань, и выдохнула облачко тумана, заморозив дождь. По крайней мере, некоторые из её людей будут жить после её смерти, это успокаивало.

Тей-мураз приложил ко рту мех с кумысом, наблюдая за тысячами ворчавших зверей, толпившихся у подножия холма. Под кожей цвета ореха, унгольский всадник стал мертвенно-бледным от вида стольких тварей.

Катерина чувствовала ненависть монстров и вернула её десятикратно.

Она посмотрела на свои пальцы, на бледную почти до прозрачности кожу. Магия всё ещё оставалась в ней, но Кислев почти мёртв. А с умирающей землёй слабела и она.

Она увидела, что Тей-мураз смотрит на неё и сказала. — Думаю, мне, пожалуй, не помешает это.

Ротмистр усмехнулся, обнажив пожелтевшие зубы, и бросил ей мех. Она сделала глоток, позволив молочному спирту прочертить горящую линию к животу.

— Из моего собственного стада, — гордо заметил Тей-мураз.

— У тебя есть ещё? — спросил Вроджик, когда Катерина передала кумыс Урске. — Я не хочу встретить смерть трезвым.

— Этот последний, — печально ответил Тей-мураз. — Последний во всём мире.

Вроджик сплюнул солоноватую дождевую воду.

— Ах, неважно.

Урска сказала. — Яха, ты никогда не встречал жизнь трезвым, почему бы не измениться перед смертью?

— Какой сын Кислева когда-нибудь сражался трезвым? — заявил Вроджик, допив остатки кумыса и бросив мех на раскисшую землю.

— Ни один из моих, — сказал Тей-мураз и его голос дрогнул от эмоций. — Все шестеро остались под Старовойрой. Они погибли храбро и были пьяны, как тилейцы.

— Двое моих сыновей пали под Мажгородом, — сказала Урска, стиснув зубы. — Ещё один под Чернозавтрой.

— Нет дочерей? — спросила Катерина.

— Только одна, — ответила Урска, и слеза покатилась по её щеке, быстро потерявшись в дожде. — Прааг забрал её, когда она была ещё в пелёнках.

— Эржбета так и не родила мне сыновей, — произнёс Вроджик. — Это печалило нас, но дочери наполнили мою жизнь радостью. Они удачно вышли замуж и родили мне множество внуков.

— Они живы? — спросила Катерина.

Вроджик пожал плечами. — Не знаю. На их станицы напали в Год, Который Никто Не Забудет. Я знаю, что северяне делают с захваченными женщинами, и, хотя все боги проклинают меня, надеюсь, что Морр забрал их быстро.

Они согласно кивнули, и Катерина почувствовала, как её наполнила любовь к этим храбрым воинам. Ни один из тысячи всадников на холме даже не подумал о том, чтобы сесть на имперский корабль. Они были столь преданы, что такая мысль даже не пришла им в голову.

Вопреки огромным испытаниям, они остались с ней.