— По крайней мере мы не одни, — прохрипел он, вытаскивая меч.

Те солдаты, которые пережили атаку скавенов на воротах, видимо собрались во внутреннем дворе между решётками, и он слышал, как какой-то незадачливый сержант кричит на солдат, чтобы они держались, даже когда враг вырезал их как свиней. Он слышал крики и вопли, и рёв монстров. Стрелки и арбалетчики на стенах стреляли вниз в тех, кто сражался врукопашную. Волкер находил нечто успокаивающее в звуке выстрелов, хотя звук был не из приятных. Где же подкрепление? Почему никто не приходит им на помощь?

— Возможно направились к восточным воротам, — сказал Гоэтц. Волкер моргнул. Он не осознавал, что сказал это вслух. — Сдаётся мне, что заносчивый Грейсс отозвал половину гарнизона для защиты туннелей.

— Разве сейчас самое время говорить о Верховном Магисре наших уважаемых братьев из Ордена Белого волка? — спросил Дубниц. — Что бы он подумал, если бы он был здесь и услышал тебя?

— Хотел бы я, чтобы он был здесь, — ответил Гоэтц. — Тогда бы было ещё одно тело между нами и той чертовщиной, которая пересекает проклятый богами разводной мост. Он вырвал щит из мёртвых рук одного из трупов, усеявших двор, и провёл лезвием меча по его краю со стальным скрежетом.

— Я скажу тебе, кого бы я хотел видеть здесь-жрецу, которую я знал под именем Буря. Эта женщина и её магические акульи зубы пригодились бы нам прямо сейчас, — сказал Дубниц. Его улыбка дрогнула на мгновение, а глаза сузились, как будто он видел что-то, чего видеть не хотел. — А, Эсме, — мягко произнёс он. Он покачал головой. — Во всяком случае нет смысла загадывать желания. Мы всё, что у нас есть, и мы сделаем то, что должны.

— Или мы можем уйти, — пробормотал Волкер. — Совершить стратегическую передислокацию куда-нибудь-желательно в Аверхейм, — несмотря на свои слова, он не имел это в виду. Не совсем. Он не был трусом, хотя иногда и чувствовал себя таковым. Он просто хотел, чтобы мир сбавил обороты, на мгновение, чтобы он смог отдышаться.

К сожалению миру, похоже, была наплевать на то, что он хочет. Люди побежали через двор мимо Волкера и остальных. Они были все в крови, и выглядели так, словно все демоны севера гнались за ними. Что, как предполагал Волкер, было недалеко от правды. Когтистые раскалённые ласты внезапно возникли из ворот и схватились за обе его стороны, когда что-то чешуйчатое и раздутое втащило себя внутрь и издало оглушающий визг. Множество красочных усиков задвигалось по его маслянистой коже, когда он шлёпнулся за спиной убегающего мечника и схватил его с нетерпеливым ворчанием.

Прежде чем рыцарь смог двинуться, несчастный, брыкаясь и крича, исчез в широко раскрытой пасти чудовищного существа. Похожие на комы клыки превратили человека в безмолвное месиво, а похожие на сферы глаза зверя обратились к ним.

— Отродье хаоса, — сплюнул Гоэтц. Он ударил мечом по щиту. — Давай, уродец. Иди к Гектору. Давай! — меч и щит столкнулись вновь, резкий звук привлёк внимание монстра.

— Гоэтц… — начал Волкер.

— Назад, — предостерегающе сказал Гоэтц. Он расставил руки, как будто приглашая существо атаковать. Оно так и сделало, направившись к ним с оглушительным кваканьем. Его челюсти раскрылись, словно адский цветок, когда оно бросилось к ним.

— Пожуй это, — прорычал Гоэтц, ударяя кромкой щита в рот существа. Он рубил протоплазматическую плоть, игнорируя бьющиеся усики, которые пытались разорвать его на части. Существо выло и стонало, когда его меч втыкался в него. Волкер хотел помочь ему, но Дубниц схватил его за руку.

— Не волнуйся за Гоэтца, мой друг, — сказал Дубниц. — Он однажды убил тролля с помощью сломанного щита и острого языка. Он был тронут богами-ну когда боги ещё были живы, я имею в виду, — он поднял два щита с земли и бросил один из них Волкеру, который поймал его и тут же надел его, когда первый враг ворвался во двор.

Шок и страх Волкера исчезли, когда он заблокировал удар топором и обрушил свой меч на череп северянина. На мгновение мир уменьшился до веса клинка в его руке и звука металла, разрубающего плоть и кости. Он вспомнил Хельденхейм и долгий, изнурительный переход к Альтдорфу, отступление на север с бандами скавенов и зверолюдей на хвосте, обещание безопасности, которое так и не сдержали, лица друзей, которые погибли по пути.

Он шагнул вперёд, впечатав щит в грудь мародёра, отбрасывая человека назад. Он наступил ему на ногу и приставил к горлу меч. Мысленным взором он видел тела, лежащие на снегу и в грязи. Он слышал плачь детей, лишившихся родителей и крики родителей, лишившихся детей. Но отчётливее всего, он слышал ревущий хохот, который он хотел бы принять за далёкий гром, но в душе он знал, что это не так.

Неподалёку Гоэтц ударил наотмашь кричащего дикаря своим щитом, сбив того с ног. Его меч был размытым стальным пятном, и на секунду Волкер подумал, что последний рыцарь Пылающего Солнца сможет отбросить орды Хаоса в одиночку. Но всё больше завывающих дикарей с безумными глазами пробегали мимо него и бросались к Волкеру и Дубницу, произнося имена своих мерзких богов.

— Их слишком много, мы не сможем сдержать их здесь, — сказал Волкер. — Не в одиночку, мы не продержимся без подкрепления, — он осмотрелся, в надежде услышать топот сапог или цокот копыт, но всё, что он видел, были тела мёртвых, а всё, что он слышал-это кощунственные крики врагов, когда те проходили через мост и ворота. С замиранием сердца Волкер понял, что он и его товарищи рыцари были последними защитниками.

— Это не честно, — прошептал он, живот скрутило, когда он поднял щит, чтобы заблокировать мощный удар взбесившегося зверочеловека. Он инстинктивно ткнул мечом, выпотрошив существо. Он проделал весь этот путь, пережил так много, чтобы просто умереть здесь?

— Таков порядок вещей, мой друг, — прохрипел Дубниц, разрубая мародёра Хаоса. Кровь брызнула на лицо здоровяка и заблестела в его широкой лопатообразной бороде. Он ударил коленом следующему оппоненту между ног и раскроил череп воина от макушки до подбородка.

— Каких вещей? — спросил Гоэтц, его бронзового оттенка броня потускнела от крови и пыли, когда он ударил мечом по дуге и вскрыл глотки трёх кричащих воинов, которые бежали к ним. — Всё потеряно, Дубниц, и мы сражаемся за чёртову кучу праха.

— Говори за себя, — прорычал Дубниц. — Я сражаюсь за последнюю бутылку Сартозанского красного, которое охлаждается в тайнике. И будь я проклят, если один из этих варваров насладится им раньше меня. Я пробивался из того, что осталось от Марьенбурга с бутылкой под кирасой не для того, чтобы потерять её сейчас!

— Прости, ты сказал Сартозанское красное? — спросил Волкер, блокируя щитом удар топора. — Какого года? И ты же сказал мне, что у тебя ничего нет!

— Разве это имеет значение? — спросил Гоэтц. — Не похоже, что у кого-нибудь из нас будет возможность выпить его.

— Не обращай на него внимания, Вендел, он талабекландец. У него вкусовые рецепторы редьки, — сказал Дубниц. Он схватил заплетённую бороду своего оппонента и рванул северянина к себе. Их головы столкнулись с глухим звуком, и мародёр Хаоса отшатнулся с широко раскрытыми глазами. Дубниц засмеялся и прыгнул вперёд, насаживая человека на меч. Он развернулся и выбил щит другого воина, открывая его для ломающего череп удара Гоэтца. — Вот так, ты только посмотри. Прямо как в старые времена, мой друг, — фыркнул Дубниц.

— Эркхарт, берегись! — Волкер потянулся к Дубницу, но было поздно, когда меч воина Хаоса вырвался из груди рыцаря. Дубниц закашлялся и качнулся вперёд, сваливаясь с меча. Он упал на одно колено, прижимая руки к ране. Гоэтц ударил воина Хаоса по голове, оглушая его.

— Подними его и убирайтесь отсюда, — прорычал он, двигаясь навстречу воину, который ранил Дубница. Воин Хаоса направился к нему, ревя что-то на гортанном языке. Его меч, казалось, пил покрывающую его кровь и горел бледным пламенем. Гоэтц двигался быстрее, чем Волкер считал возможным для человека в полной броне, блокируя удары вага и контратакуя. Два воина обменивались ударами, не уступая друг другу. За спиной воина Хаоса появилось ещё больше северян, готовых броситься к воротам, когда закончится поединок. Волкер видел, что Гоэтц терял силы, несмотря на свою энергичную защиту. Он почувствовал хватку на своей руке и посмотрел вниз, встретившись с кровавой ухмылкой Дубница.